Тайны профессорской тетради. Повести и рассказы - страница 44



Дело было 25 апреля, до защиты ровно месяц. Я головой кивнул в знак согласия, половину оговорённой суммы в качестве аванса на столе оставил и уехал. А через день мне в учёной части сказали, что по не зависящей ни от кого причине мою защиту с 25 мая на 15-е перенесли, там случайно окно образовалось, а на 25-е защиту той самой Лианы Багировой поставили. К 15-му она готова не будет, вот её и воткнули вместо меня. Я к Асе, а она головой мотанула – наотрез отказалась.

Передо мной разверзлась пропасть, дна которой не было видно. Забрал я у Аси черновик диссертации и отправился на работу, к учёному секретарю. Та только руками развела, но совет дала:

– Иван, ты же печатать умеешь. Берись и печатай. Сегодня 27-е, объём у тебя двести с лишним листов, но по 20 страниц в день ты же сможешь напечатать, вот и давай. Я девочек из машбюро попрошу, они тебе пишущую машинку выделят, бумагу с копиркой тоже. Попробуй – должен успеть.

– Тогда мне две одинаковые машинки надо, только одну с русским шрифтом, а другую – с латинским.

Она мне головой кивнула и вышла из кабинета. Через полчаса я ехал на институтской машине домой. На заднем сиденье стояли две пишущие машинки «Олимпия» с большой кареткой, а рядом лежали четыре пачки писчей бумаги и упаковка копирки. Все праздники, десять дней, в нашей квартире почти безостановочно стучала машинка. На полу рядом со столом были разложены шесть пачек напечатанного текста. Так я ещё никогда не уставал.

Десятого мая я приехал на работу и отнёс переплётчику шесть экземпляров диссертационной работы. К вечеру они уже были у официальных оппонентов. Закончилось всё тем, что, опять же по независящим обстоятельствам, заседание учёного совета перенесли на октябрь. Все мои старания пошли прахом. А заседание 25 мая состоялось, и Лиана Багирова успешно защитилась. Мне было очень обидно.

Вот обо всём этом я и думал, пока добирался до шестьдесят третьего адреса. Багирова, конечно, оказалась совсем другой. Это действительно была весьма распространённая азербайджанская фамилия, да и имя одно из самых популярных. Меня встретила молоденькая девушка, которой вряд ли исполнилось шестнадцать лет. Она протянула мне горстку мелочи, ровно два рубля и пятьдесят копеек, после чего я отправился на Комсомольскую площадь.

В подвале я ещё раз со всеми попрощался и поехал на дачу. А вечером следующего дня мы с женой уже держали путь к моему дядьке, везя в сумке всю сумму нашего долга – 1500 рублей.

Дом обуви

Глава 1


Как-то раз вышли мы с Гиви незадолго до обеденного перерыва с завода, где проходили преддипломную практику. Заведующего лабораторией, в которую нас послали трудиться, куда-то вызвали, и по всему выходило, что на работу он уже не вернётся, вот мы и решили по-тихому смыться. Был октябрь, но погода стояла скорее майская: тепло, солнышко пригревает не на шутку, – в общем, всё располагало к прогулке на свежем воздухе, а не к сидению в полуподвальном помещении, где в окошки, находящиеся высоко над головой, только кусочек неба и можно разглядеть.

Предприятие располагалось на Сельскохозяйственной улице, поэтому мы неторопливо дошли пешочком до проспекта Мира, а там сели на троллейбус номер девять. Надумали мы вдвоём по центру прошвырнуться, но тут я вспомнил, что давно не заглядывал в букинистический магазин на Сретенке. Я и предложил Гиви выйти на одну остановку пораньше, заскочить на пару минуток в «Букинист», а уж дальше отправиться пешим ходом к площади Дзержинского. Гиви такой план одобрил. Когда он учился в начальной школе, их семья жила в высоком здании дореволюционной постройки, находящемся прямо напротив дворца, в прошлом принадлежавшего Ростопчину. Это был единственный старинный дворянский особняк на улице Дзержинского, сохранившийся до наших дней. Гиви очень хотел показать мне, пусть даже и на поверхности, как шёл подземный ход, соединявший здание КГБ с тем домом, где когда-то жила его семья.