– Потому, – отвечал я, – что рана, полученная на войне была бы благоприятна для вашего повышения, тогда как эта испортила вашу карьеру.
Господин не ответил ничего и сбросил свой плащь.
Его правая рука была подвязана шарфом.
– Я хотел видеть, – сказал он тогда, – можете ли вы угадать что-нибудь, но поистине, это странно. Действительно рану эту я получил не на войне, хотя при Сольферино я находился среди сильнейшего огня; она получена на охоте. Я сидел уже в карете и взял ружье за дуло; раздался выстрел и весь заряд вошел мне в плечо. Нервы мои были повреждены. С этого времени рука моя бесчувственна, как будто мертвая и я не могу ею делать движения.
– Не будете ли вы столь добры, – спросил я его, – показать мне эту руку?
– Охотно, – сказал он, – но вы не увидите ничего особенного, она совершенно походит на другую, исключая только ее мертвенности.
И говоря это он попросил помочь ему разбинтовать эту руку.
Когда бинты были сняты я внимательно стал ее рассматривать.
Действительно его рука снаружи ничем не отличалась от другой, но каково было мое удивление, когда я стал рассматривать ее внутреннюю сторону.
Все линии ладони исчезли.
Она сделалась совершенно гладкой.
Таким образом линии эти исчезли в ту минуту, как только перестали существовать нервы соединявшиеся с мозгом. Следовательно эти линии сформировались и поддерживались только этим соединением, иначе рука могла стать совершенно мертвой и все-таки сохранить линии.
Мне кажется достаточно, однако, этого примера; восходя к общему, мы достигнем той мысли, что если электричество, уничтожаясь в одной части тела умерщвляет ее, то, уничтожаясь во всем организме, причинит и полную смерть, и что оно, быть может, есть тот мировой агент высшего могущества, который дает жизнь всему сущему.
Не было ли говорено что паралич производит такие же следствия?
Это ясно, и мы это видели.
Таким образом, мы имели одним доказательством более и не станем отыскивать новых.
Но я обязался доказать на основании физиологии разность между хиромантией и хирогномикой.
Вот это доказательство:
Внутренность руки, ее положительная сторона, где пребывает осязание и нервная чувствительность, заключает, как сказано нами, от 250 – 300 пачениевых атомов: поверхность, (ее отрицательная сторона), на которой основана хирогномика, – не содержит ни одного.
Легко понять различие результатов этих двух систем, когда я скажу что большой палец у идиотов не имеет атомов или что они неприметны.
Понятно после этого простого объяснения, основанного на неопровержимом факте, что хирогномика была бы здесь бессильна и что она может дать только незначительные результаты, ибо она, повторяю я, может раскрыть только одни инстинкты, которые каждую минуту могут быть направлены ко злу господством страстей, душевных способностей и даже личными свойствами, которые с такой заботливостью изучены хироматией.
Я не отвергаю, что принужден был начать хирогномикой, но я тотчас же почувствовал ее несостоятельность и стал стремиться далее; с помощью эклектизма я распространил науку почти до бесконечности; посредством видоизменений и модификаций, которые каждую минуту беспредельно расширяют область науки.
Перейдем теперь к не менее важному вопросу.
Должно признаться, что мы намерены вывести невероятные даже невозможные вещи, – но в наш век, после чудес пара и электричества, почему и не поверить хотя немного невозможному?
