– Ну ты даешь, Саня, – сказали они и, схватив за обе руки, втащили меня в лодку.
– К берегу, – скомандовал Герман Никите, и тот, как заправский капитан, повернув руль, пошел к берегу. «Когда он только научился лодкой управлять?» – мелькнула мысль в моем мозгу. И тут же меня пробила такая дрожь – зуб на зуб не попадал. На берегу, сняв всю одежду и прыгая на ветру, как заяц, начал растирать себя водкой. Сзади меня растирали друзья.
– Лишь бы ты, Саша, только не заболел, – все приговаривал Герман, натирая меня с такой силой, как будто перед ним была стенка. Поставив палатку, мы залезли в спальники. Отправиться дальше мы не могли. Мокрая одежда, в которой я плавал в Угрюм-реке, сохла на всунутых между камнями палках. И последние лучи солнца, испаряя из нее влагу, уходили за горизонт, так до конца и не завершив свое дело.
– Жаль, осталось всего ничего, двадцать километров, но Сашу голым не повезешь, – сказал Герман, и мы все дружно рассмеялись. Привязав рядом с лодкой метров за двадцать от нас собак, мы улеглись спать. Это надо было видеть: с краю спал Никита в обнимку с ружьем «Сайга», с другого края Герман с карабином, со снятой оптикой, чтобы не сбить прицел. Посередине такого боевого охранения лежал я, безоружный и разомлевший от выпитой для согрева водки. Поболтав и посмеявшись вдоволь друг над другом, мы быстро сдались сну. Сначала мне ничего не снилось, потом одни за другим начали проноситься воспоминания детства, и, не заметив, когда это произошло, я опять несся в волчьей стае. Меня разбирал такой внутренний драйв, и только сердце бешено колотилось в груди от стремительного бега. «Чего-то не хватает, – подумал я, – где моя подруга?» Резко остановившись и свернув в сторону, я почувствовал манящий запах самки, рядом – еще один, крупного самца. «Неужели у меня появился соперник?» – в бешенстве прилила кровь к моей голове. Выскочив на небольшую поляну и увидев свою самку на возвышающемся холме, поросшем мягким густым мхом, скалящуюся и не подпускающую к себе огромного, почти черного, волка. Не помня себя, я бросился на него, и завязалась смертельная драка. У меня было больше шансов на победу: я на своей территории, и это моя стая и самка, а он пришлый. Все это придавало мне намного больше сил, и скоро шея врага, которую я сдавливал клыками изо всех сил, обмякла, и он упал замертво. Довольный одержанной победой, я успокоился, и, играя, лизнул волчицу в голову. В ответ она начала лизать меня. Дойдя языком до моего носа, внезапно остановилась. «Какой у тебя сухой и горячий нос, ты, наверно, заболел, – услышал я ее мысли. – Лежи здесь, я скоро», – и моя подруга пропала в темноте. Не знаю, сколько времени прошло, вынырнув из ночи также внезапно, как исчезла, волчица принесла в зубах небольшие корешки, которые положила рядом со мной. Интуитивно поняв, зачем они, начал жевать эти корни. По вкусу они напоминали женьшень. «Стоп, – пришла мысль в мою голову, – а откуда я знаю этот вкус?» И сразу же проснулся! Рядом со мной по обе стороны лежали похрапывающие во сне друзья. Закрыв опять глаза и попытавшись уснуть, уже не смог этого сделать. Тем более, отходя ото сна и почувствовав горечь женьшеня во рту, вспомнил ночной сон. Проведя языком внутри рта, почувствовал на зубах кусочки корня и шерсти, видимо, убитого мной соперника. Мне стало страшно как никогда! Быстро поднявшись и вытащив ружье из рук Никиты, охваченный каким-то непонятным желанием, я побрел в раздумьях вдоль берега. Неожиданно дорогу мне перегородила волчица. Вскинув от неожиданности ружье, я не смог нажать на курок, мы несколько минут смотрели друг на друга. В ее глазах я увидел себя в шкуре волка, и земля, закружившись, начала уплывать из-под ног. Очнувшись от похлопываний Германа по щекам, открыв глаза, первое, что я увидел, было его лицо.
