На краткий миг мужество оставило жену полковника, и я увидел, как ее глаза наполнились слезами. Однако, приложив немалые усилия, она овладела собой и продолжила:
– Мы с Гарольдом познакомились чуть больше пяти лет назад в Индии. До этого я жила в Англии с овдовевшей матерью. После ее кончины моя добрая подруга, миссис Феннер Литтон-Уайт, которая как раз собиралась отбыть на корабле в Индию, где в Четвертом Девонширском драгунском полку нес службу ее муж-майор, предложила мне отправиться вместе с ней. Поскольку близких родственников в Англии у меня не осталось, я с радостью согласилась. Четвертый Девонширский полк стоял в Дарджилинге. Именно там муж подруги и представил меня Гарольду. Потом тот признался, что влюбился в меня с первого взгляда, однако, несмотря на это, предложение он сделал только через полтора года после знакомства. Как вы, должно быть, помните, доктор Уотсон, Гарольд – очень сдержанный человек, которому непросто выражать свои чувства, – это ясно понимаешь, когда узнаёшь его поближе. Кроме того, он на несколько лет старше меня и свыкся с холостяцкой жизнью. Ему оказалось не так-то просто с ней расстаться. Именно в силу этих причин, по его же собственным словам, он долго колебался, прежде чем предложить мне руку и сердце.
Мне же поначалу он просто понравился. Лишь через некоторое время я поняла, что тоже люблю его. После того как я приняла его предложение, мы без лишней помпы обвенчались в англиканской церкви Равалпинди. По его просьбе мы не давали объявлений о нашей свадьбе в газеты, даже в «Таймс». Гарольд позволил мне написать о бракосочетании только моей крестной, жившей в Англии, да и то после долгих уговоров. Я рассказываю вам об этом, потому что, возможно, это как-то связано с последующими событиями.
Около двух лет назад мой муж пережил сильный приступ лихорадки, после которого его здоровье сильно пошатнулось. Ему порекомендовали подать в отставку и перебраться в страну с более умеренным климатом. Я полагала, что Гарольд захочет вернуться в Англию, но он, как ни странно, отнесся к идее возвращения на родину с явной прохладцей. Вместо этого он завел разговор о переезде в Новую Зеландию, к которой ни он, ни я не имели никакого отношения.
Пока мы обсуждали, куда именно направимся из Индии, я получила письмо, определившее нашу судьбу. Его отправил душеприказчик моей крестной. Из письма я узнала, что она умерла, и эта весть крайне меня опечалила, поскольку я была очень привязана к крестной. Душеприказчик также ставил меня в известность о том, что по завещанию я главная ее наследница и – при соблюдении определенных условий – могу получить дом в Хэмпстеде вместе с ежегодным доходом в тысячу фунтов. Для этого я должна вернуться в Англию и поселиться с мужем в этом доме, очаровательном георгианском особняке. Крестная не хотела, чтобы дом, где она родилась и прожила всю жизнь, пустили с молотка вместе со всей обстановкой.
В случае отказа от переезда я должна была получить по завещанию единовременно три тысячи фунтов, а дом со всем содержимым достался бы сыну троюродной сестры моей крестной – единственному из ее ныне живущих родственников, который был ей совсем чужим человеком.
Я искренне оплакивала смерть крестной, но весть о доме и постоянном доходе пришлась как нельзя кстати. Мы с Гарольдом очень переживали за свое будущее. Как вам, не сомневаюсь, известно по собственному опыту, доктор Уотсон, на пенсию даже одному прожить непросто, не говоря уже о том, чтобы содержать жену.
