Помещение малое, и в тесном её пространстве вольготно могли работать не более трёх человек, коими и были пред ними трое служащих, восседавшие на стульях за канцелярскими столами. Два табурета и лавка, стоявшие при входе, предназначались для посетителей. В углу стоял высокий шкаф, наполовину заполненный папками с клапанами и скоросшивателями, рядом металлический сейф. Мебель пошарканная, познавшая время, но крепкая, видать, сделана мастеровыми на совесть. На стене висела небольшая картина Александра Орловского, отображающая лихого казака на белом коне.
Служащие же разновозрастные. Помощник выглядел старше всех, телом худой, с залысиной и куцей седоватой бородкой; секретарь молодой, высокого роста, по глазам смотрелся смышлёным и шустрым. Исправник средних лет, упитанный брюнет, брови и усы – чёрные как смоль, нос крупный с небольшим бугорком, выглядит опрятно, и, судя по мундиру и начищенным сапогам, любит чистоту и порядок.
– Снимайте с себя сюртуки и присаживайтесь, – пригласил Ряженцев, а секретарю бросил: – Помоги господам раздеться.
Гости, оставшись в рубахах с поверх одетыми жилетами, проскрипев сапогами, подошли к столу исправника, и присели на любезно пододвинутые секретарём табуреты.
– Извольте, представлюсь: иркутский первой гильдии купец Кондрат Петрович Трубников.
Ряженцев глянул на второго.
– Прошу любить и жаловать – действительный статский советник Кузьма Гаврилович Рачковский.
«Давненько такие особы в наших краях не объявлялись…» – мелькнуло в голове исправника, и он, не затягивая паузу, спросил:
– Чем могу быть полезным, господа?
Вместо ответа Ряженцев услышал вопрос от Рачковского:
– Какова здесь жизнь, чем довольствуется народ?
Исправник во всех подробностях изложил гостям род занятий поселения, каковы лесные и речные угодья, поведал о торговле пушниной и меной товаров между охотниками с местными и приезжими купцами, не скрыл и о дрязгах и спорах, случаемых меж людьми.
– И всё? – уточнил Рачковский.
– В округе функционируют прииски, это тема особая, и о ней скажу так…
Ряженцев со всеми подробностями сообщил, где и на каких ключах занят народ промывкой песков, кто является хозяевами разработок, о бедности золотосодержащих пород, о недовольстве наёмных, занятых на промывочных работах. Но, мол, люди терпят, деваться некуда, жить на что-то надо, но и каждый надеется, что вот-вот добыча пойдёт богаче и достаток придёт. Не скрыл и о фактах хищения драгоценного металла на промыслах, виной чего бедность наёмного люда. Скрытно, тайком от хозяев сбывают за продукты и алкоголь, иные прячут на чёрный день, а за руку трудно поймать – где ж горному надзору за всеми усмотреть.
– Понятно, – подытожил Рачковский, дав понять исправнику о достаточности изложенной им характеристики о местных делах.
– Ну а как, уважаемый Святослав Романович, обстоятельства складываются на иных речках, имеются ещё где поисковики золотого песка? – вступил в разговор Трубников. – Какие ключи разведают, от чьего имени?
– Есть таковые. Залихорадило якутских и с других мест купцов и разных предпринимателей, потянулись в нашу таёжную глухомань и народ простецкий за собой тянут из губерний всяких, в основном из крестьянских душ. Так они в надежде фарта и копаются, где укажут, иль в свободном поиске шастают по наставлению слова хозяйского. – Исправник достал журнал, открыл, пролистнул две-три страницы и, тыча пальцем, продолжал: – Вон сколь, аж четыре отряда в пойме Олёкмы, небольшой численностью, а одержимы и друг пред другом в соперниках. Бывают и стычки – меж собой повздорят, словами покидаются, на том и заканчиваются разбирательства до следующего раза. У всех глаза горят, да руки чешутся, гребут лопатами землю, копошатся, а оно всё впустую, вот озлобленность и зависть живут рядом, коль кто знаки золотые обнаружат. Видать, не везде, не во всех долинах богатства оные зарыты.
