Тайны уссурийского женьшеня - страница 12
Кое-где под солнечным лучом вспыхивали довольно крупные фиолетовые цветы окопника, или борца, названного так за форму цветов: каждый из них напоминает средневековый рыцарский шлем. Приятно было встретить милую русскому сердцу березу, но здесь росла береза главным образом других видов, нежели в средней полосе – береза черная с темной корой и береза желтая с шелушащейся, отстающей от ствола корой, отчего деревца имели какой-то неопрятный вид – не в пример чистоплотной и целомудренно-чистой нашей белокорой березке! И то тут, то там величественно стояли колонны ильмов, словно именно они держали на себе всю мощную зеленую массу. Здешний ильм называется «ильм дольный» в отличие от менее рослого и менее стройного «ильма горного». Его древесина прочна, красива, достаточно хорошо поддается обработке, в результате чего ильм, как и некоторые другие ценные породы деревьев, становится все более редким. Ильмы растут в тропических и субтропических лесах, это типичные представители южной флоры, а относятся они к порядку крапивных, потому имеет родство с крапивой, как ни странно…
Перешли по поваленному дереву речку. Вода в ней была прозрачная, хотя казалась коричневой. Речка текла словно в сплошном зеленом тоннеле. В густоте деревьев лишь кое-где были небольшие просветы, а внизу крошечные полянки с кустарниками, папоротником и еще кое-какими травами, над которыми пляшущим полетом порхали бабочки. Шли хотя и не очень быстро, но без остановок. Только Виктор, который был с фотоаппаратом, нашим родным, отечественным «Зенитом-Е», останавливался, чтобы запечатлеть либо внезапно открывающийся залитым солнцем просвет в дебрях леса, либо куст папоротника с веером листьев, либо гордое соцветие аконита, а то и красивый гриб. Грибы, главным образом поганки и трутовки, были разнообразны и оригинальны по форме и цвету, особенно эффектно смотрелись на стволах старых или даже мертвых деревьев темно-коричневые, почти черные и бархатистые с яркой белой окантовкой «кружева» трутовика, очевидно, из корниофоров – грибы, казалось, светятся призрачным светом.
Лес, по которому мы шли, Анатолий Федорович охарактеризовал как «долинный папоротниково-ильмовый лес», который пострадал от пожара, случившегося здесь лет 50 назад, вероятно от молнии. Определить это печальное прошлое мог только опытный взгляд ботаника, причем не столько по обугленным стволам больших деревьев, сколько именно по мелкорослости и многообразию лиственных быстрорастущих пород. В данном бедствии удалось уцелеть лишь некоторым великанам-ильмам. Он привел нас к гиганту, поперечник ствола которого равнялся нескольким метрам, а густая крона исчезала в далекой выси. По словам Виктора было этому дереву лет 600. Сколько же довелось пережить великану за 6 веков?.. Постепенно начинался подъем, и наконец он стал настолько крутым, что мы вынуждены были хвататься за стволы деревьев, и это было не всегда безопасно. Попадались стволы уже умершие, а потому хрупкие и ненадежные, или же прочные, но прямо-таки усеянные короткими, острыми шипами. То были стволы диморфанта, или белого ореха, дерева из семейства аралиевых, родственника аралии маньчжурской и женьшеня. Диморфант, обладающий, как и все аралиевые, множеством лекарственных свойств, тоже стал настолько редким, что занесен в Красную книгу.
Крупных животных мы не видели и не слышали, и не удивительно, потому что чуткие уши наверняка задолго предупреждали их о нашем приближении – идти бесшумно в густом лесу было почти невозможно. Тем более что мои путники постоянно говорили на ботанические темы. Для меня тайга не разделялась на отдельные кустарники и деревья – это были сплошные зеленые гущи, бескрайний живой океан – обиталище, главным образом, мелких существ. Существ, однако, было немного. Вернее, было-то их, возможно, и много, но попадались они нам на глаза не слишком часто – и лес на склоне Змеиной горы казался мрачным и необитаемым. Наконец взобрались на вершину. Она была тоже лесистой, однако деревья здесь росли небольшие, и оставалось место кустарнику, освещенному солнечными лучами, и даже высокой траве. Мы остановились у отвесного скального обрыва и нашим глазам открылись зеленые заповедные дали – сопки, покрытые лиственным лесом, отчего они казались кудрявыми, скошенный, почему-то, луг, грунтовая дорога. Да, здесь на вершине был уютный открытый участок. Наш фотограф отснял стройное деревцо можжевельника на склоне обрыва и сказал, что это занесенный в Красную книгу реликтовый твердый можжевельник. Не найдя более ничего примечательного, мы начали спускаться.