Когда возвращаюсь за стол, мужчины собираются покурить на улице. Подошедший Тарас заявляет, что ему пора, и я будто освобождаюсь от невидимого давления. Наконец эта пытка закончилась.
Поздно вечером, проводив гостей и снова покормив сына, оставляю его с Норой и иду к Ване. Не знаю, хватит ли сил на что-то большее, кроме сна, но я хочу попробовать.
Замираю у двери его кабинета. За ней тихо, слышно только, как шуршат бумаги. Я заглядываю. Ваня весь в работе. Сутулится над столом, перебирает документы. У Крайнова какой-то неуемный азарт, и я часто подшучиваю, что такими темпами он подсидит Новикова. На что он всегда улыбается и просит при Саше так не говорить.
Ваня даже не замечает, что я вошла, пока не подхожу ближе. Становлюсь за его спиной, обнимаю за шею и кладу подбородок ему на плечо.
– Может, пойдем в гостиную? Попьем чай или… – предлагаю, надеясь, что он отложит свои дела хотя бы на пару минут.
– Заманчиво, – отвечает Ваня, не поднимая головы.
– Вань, – зову я мягко, но настойчиво.
– Да-да. – Он откидывается на спинку кресла, потягивается. – Идея хорошая. Кстати… – Ваня на секунду замолкает, как будто решая, стоит ли продолжать. – Савчук сегодня за столом изображал примерного семьянина, но, когда мы подписывали документы, у него из папки выпало свидетельство о разводе.
Весь романтический настрой тут же сходит на нет. Да что ж такое…
– И похоже, Новиковы не в курсе. Хотя с Ангелиной, как я понял, Ксения близко общается. Странно, правда?
– Да… – Я убираю от Вани руки, чтобы скрыть дрожь, которая пробирает меня насквозь.
В мыслях снова сумятица. Лучше бы Тарас остался жить в своей загранице и больше никогда в Москву не возвращался.
Я приоткрываю глаза, разбуженная негромким разговором Вани по телефону.
– Я же просил не звонить в такую рань, у меня ребенок дома маленький. К десяти буду… Да. Помню… Хорошо, понял. – В последнем слове мелькает нотка раздражения.
Бросаю взгляд на часы. Еще очень рано, и в кои-то веки я проснулась не от плача Кирилла. Улыбаюсь.
Ваня подключает телефон к зарядке и ложится обратно. Замечает, что я потираю глаза.
– Разбудил?
– Ничего, сейчас досплю.
– Доспишь, конечно…
Он касается меня. Теплая ладонь мягко скользит от плеча к груди. Та мгновенно тяжелеет, и я чувствую, как приливает молоко.
– Ложная тревога. Это не Кир, – еле слышно бормочу себе под нос, сдвигая Ванины руки вниз, подальше от запретного места.
Никак не запомнит, что это меня не возбуждает, а наоборот, заставляет думать о сыне.
– Какие планы на день?
Вместо ответа я улыбаюсь в подушку и закрываю глаза. Ваня проводит рукой по животу, его ладонь ложится на лобок, а губы касаются виска.
– Ты собираешься просыпаться или так и будешь притворяться? – спрашивает он, словно дразня.
– Буду притворяться, – отвечаю с ленивой игривостью.
Ваня наклоняется ближе и покрывает мою шею поцелуями. Легкое покалывание от щетины вызывает волнующие ощущения. Я разворачиваюсь к нему, желание захлестывает. Наши губы встречаются, одежда постепенно исчезает под его уверенными движениями.
И я почти готова забыть обо всем – о планах, делах, даже о том, что Кирилл может проснуться в любую минуту. Но именно в этот момент из кроватки слышится тонкий, еще сонный голосок. Кир начинает ворочаться, похныкивать, причмокивать, а потом по комнате и вовсе разносится его плач.
Ваня перестает меня целовать и широко улыбается.
