И вот они добрались, наконец, до дома. Но бабушка с дедушкой оказались далеко. Слишком далеко. Недосягаемо далеко. Думая об этом, Арина почувствовала, что погружается в беспросветное – чернее чёрного – отчаянье.
В этот момент на последнем, верхнем, этаже щёлкнул замок, и приоткрылась одна из дверей. Арина посмотрела туда и вдруг выпрямилась и, не веря своим глазам, прошептала:
– Надежда Фёдоровна, вы?! Вы живы?
Старушка, которая вышла на площадку с мусорным ведром в руках, встрепенулась и посмотрела в их сторону. Лиц она, конечно, не увидела – робкое зимнее солнце светило им в спины. Но как-то узнала и тоже ахнула:
– Арина?! Аришенька?!
– Я! – Вернувшаяся беглянка спрыгнула с подоконника, аккуратно передала клюющую носиком младшую дочку старшей и быстро взлетела по лестнице. Они с соседкой обнялись, и старушка заплакала тихо, без надрыва:
– Приехала! Вернулась… А как отец с матерью ждали. И вот, не дождались.
Арина тоже заплакала и спросила:
– Как? Как это случилось?
– Ну… Как… – Соседка горестно вздохнула. – Сначала Маша от рака умерла. А потом и Стас за ней… Плохо ему одному было. Не хотел он жить. Вот и ушёл следом. Ты же знаешь, они ж неразлучники были…
– Да, – кивнула, глотая слёзы Арина, и произнесла то, о чём думала последний год и что привело её домой: – Я перед ними очень виновата.
– И-и-и, детка, – покачала головой Надежда Фёдоровна, – ты ни в чём не виновата. Это он, всё он, ирод. Я ведь читала про него. Бесовщина всё это. Мы с Машей так за тебя молились, так молились. И вот услышал Господь. Помог.
– Помог, – сквозь слёзы кивнула Арина и перекрестилась. Надежда Фёдоровна смотрела на неё во все глаза:
– По-нашему крестишься, по-православному. Одумалась, значит?
– По-нашему. Одумалась. Потому и вернулась.
– Вот и славно, вот и хорошо. Вернулась – и молодец. А за смерть родителей себя не вини. Они тебя ни в чём не винили, и ты не живи с таким камнем на душе… Тебе бы исповедоваться, Аришенька.
– Я уже, Надежда Фёдоровна.
– Правда?! – совсем обрадовалась старушка. – Ну, тогда и вовсе дела на лад пойдут. – Тут она вдруг погрустнела и спросила: – Не пустила тебя Инна-то?
– Нет, – покачала головой Арина.
– И не пустит. Обманула она твоего отца, уговорила всё себе отписать. Обещала, что, если ты объявишься, всё до последней копейки тебе отдаст. Он и поверил. Все в подъезде понимали, чем дело кончится. Один Стас не видел, какая она. Всё твердил, что Инна родная кровь и что она тебе обязательно поможет. Вот и помогла.
– Да и ладно, – вдруг легко махнула рукой Арина, – да и пусть живёт. Ведь и вправду родная кровь. А я что-нибудь придумаю.
– Придумает она, – покачала головой старушка, потом улыбнулась и посмотрела вниз, на притихших девочек. – Дочки твои?
– Да.
– А зовут как?
– Мирой и Мартой.
– Мудрёно.
– Я потом расскажу, почему так.
– Как зовут, так зовут. Тебе нравится, да и ладно. Ты мне не обязана докладывать. Прости, что я так, неласково. – Надежда Фёдоровна виновато вздохнула и негромко позвала:
– Мирочка, Марточка, внученьки, пойдёмте в дом.
Мира с надеждой приподнялась и вопросительно посмотрела на мать. Та улыбнулась подбадривающе и кивнула: пойдём.
– Спасибо, Надежда Фёдоровна, – поблагодарила Арина, не ожидавшая помощи от старой соседки и теперь очень растроганная. – Мы отдохнём немного и уедем, не будем вам мешать.
– Уедут они, – притворно сердито проворчала старушка. – Никуда вы не поедете. Со мной станете жить.
