Тайный Союз мстителей - страница 32

Снова они шагали рядом, глядя прямо перед собой. Изредка из Бедова доносился лай, и они прислушивались.

– А деревня сейчас черная-черная, – сказал наконец Альберт.

– Правда. Будто притаилась и чего-то боится.

Молча они пошли дальше.

– Может, опять война будет, – проговорил задумчиво Альберт.

– Нет уж, пусть лучше не будет, – отозвался Друга, пытаясь разглядеть в темноте лицо Альберта. – Тебе что, нравится, когда война?

– Может быть. Я бы тогда всех укокошил, кто хоть раз мне поперек дороги встал.

– Да они тебя первым бы и пристрелили, – сказал Друга. – В войну больше всех хорошим людям достается, а другие увиливают да еще наживаются на ней.

– Говорят, бывают и войны против тех, кто наживается.

– Бывают. Но все равно хорошим достается. Надо без войны постараться.

– Сказать по правде, наш Союз тоже вроде как бы войну ведет, – продолжал Альберт. – Интересно, мы преступники или нет?

– По-хорошему иногда и не получается, – заметил Друга. – Но все равно надо стараться.

Альберт поднял лицо к небу. Тихо падал снег. Снежинок даже не видно было, они только чуть щекотали кожу.

– Если б это можно было! Да они же нас всерьез не принимают. Вот в чем штука-то!

– Это верно, – согласился Друга.

– Скажи, а ты что обо мне подумал? – спросил Альберт. – Ну, тогда, когда я тебе в морду дал?

– В ту минуту я ни о чем не думал, – ответил Друга. – Все было так ново, необычно для меня. – Но если подумать… может, это ты на ребят хотел впечатление произвести? Может, ты просто боишься, что они не так думают, как ты?

Оба снова помолчали. Затем Альберт хриплым голосом проговорил:

– Скажи, а как ты ко мне относишься? Подлец я, да?

– Не знаю. Думаю, что ты хороший.

В темноте выросли первые дома Бецова. Альберт и Друга остановились.

– Тебе разве скотину не надо кормить? – спросил Друга.

– Нет, – сказал Альберт. – Коровы у нас сдохли. Только Лотта жива осталась. А со всем остальным старики сами управятся. Да и все равно уже поздно.

– А сколько у вас было коров?

– Три. И теленочек… десять дней ему только было.

Друга вытянул руку, поймал несколько снежинок и дал им растаять на ладони.

– Знаешь, что моя мать иногда говорит? – произнес он тихо, скорее для самого себя.

Альберт повернулся к нему.

– Она говорит: снежинки – это как счастье. Беленькие такие, сверкают красиво, и очень хочется их поймать. А когда поймаешь – они согреваются и тают. Вот так и счастье – хочется его поймать, такое оно беленькое, красивое, манит оно тебя. Ну, а потом если ты беден, счастья как не бывало, нет его! Бедность для счастья, что тепло для снежинок.

Альберт провел ногой по снегу.

– Да, – сказал он, – не может у нас быть никакого счастья. Мы бедные. А тут еще русские.

– Не понимаю, о чем ты? – спросил Друга.

– О чем? Об излишках. Кулаки наживаются на них, а мы еле-еле норму сдаем.

– Не думаю, чтобы это русские так определили, – сказал Друга, – но это, конечно, неправильно.

– Разве не все равно, кто определяет? – решил Альберт и потер себе уши. Стало холодно.

Навстречу из темноты выехал велосипедист. Они подождали, пока он не отъехал подальше.

– Пойдем пройдемся еще немного, – предложил Альберт. Он думал о том, что из Други надо сделать другого человека. Такой, каким был он сейчас, – смирный, тихоня, – он никакой пользы не принесет.

Альберт взглянул на своего спутника со стороны и усмехнулся.

– Знаешь, мне что-то охота напасть на тебя. – Он проговорил это очень тихо. – Скажи, на тебя нападал кто-нибудь?