– За любовь думаешь? – спросили сзади.
Романов очнулся, обернулся – за ним в открытых дверях купе стояла Тайси. Она смотрела на него, как обычно, чуть сощурив глаза, словно буравила взглядом, словно хотела забраться в голову и почитать там всё, что для неё было интересно.
– Так ты не ответил? – сказала она.
– Я не слышал.
– Значит, за любовь думал, – утвердительно сказала она, – я спрашивала – в ресторан пойдём?
– Я не хочу.
– А друзья наши?
– Не знаю.
– Спроси, – подсказала Тайси.
– А сама? – ответил Романов столь же иронично со скрытым сарказмом.
– Сама? – спросила Тайси мило, – Хорошо.
Она постучала в купе Юрия Петровича и Андрея, тут же двери открыла и сразу же выложила, тоном капризным, но командирским:
– Мы в ресторан не идём. Романов в меня влюбился по уши, сейчас ревнует ко всем подряд и требует от меня романтический ужин на двоих в купе. Если что, Юрий Петрович, я в стенку начну стучать, ладно? Он хороший, но я его боюсь, а вы, если хотите, можете идти вдвоём… – здесь она напор сбавила и спросила вновь мило. – Я всё понятно сказала?
Юрий Петрович очнулся и проговорил:
– Да уж куда понятнее! А можно нам с Виталькой по сисим грамм? Потом забирай его хоть до утра!
– Вы с ума сошли! – театрально воскликнула Тайси, – Куда мне потом с ним, с пьяным? Он трезвый, как вепрь, неукротимый!..
– Вепрь, – тут же из купе донеслось ехидным голосом Андрея, – это такой сорт кабанов диких. Свинья мужского рода.
Здесь Юрий Петровчи в проход выглянул, а Тайси ухватила двумя пальчиками Романова за пуговицу на сорочке, потащила прилюдно его за собой в купе, говоря громко, отчётливо:
– Ну пошли, дорогой… Что упираешься? Ножки не держат?
В купе она двери закрыла, пуговицу его отпустила, села на своё место, глянула хитро и весело на него снизу, сказала:
– Понравилось? Вот теперь Андрюшке тема!.. Вот уж даст себе волю меня перелопатить со всех сторон! Ха-ха… смешной такой!
В ресторан в этот вечер они не пошли к большому неудовольствию Андрея. Он и в самом деле состроил недовольную мину на лице, хмыкнул неопределённо-лично в сторону Тайси, сказал кому-то в окошко:
– Интересно! Если она не хочет, почему я должен из-за этого терпеть неудобства?
Юрий Петрович мигом на него глянул и сказал:
– Не терпи. Удобства в конце вагона. Донесёшь?
Оставшись вдвоём в купе, Тайси достала какие-то бумаги, очень похожие на деловые записи и стала их просматривать. Виталий сел на своё место. Ему заниматься было нечем. Читать детектив особого желания не было, детектив был несколько смурной, интрига раскручивалась слабо, динамика постоянно разрывалась авторскими рассуждениями, совсем ненужными, совсем ничего не дающими, как будто автор желал несколько выделиться на фоне своих героев своими размышлениями на темы криминального мира, темы героизма и отваги. Виталий посидел немного в тишине, ожидая, что Тайси первая что-нибудь спросит, или заинтересуется его мыслями, он даже лицо состороил мыслящее… состороил и отвернулся беспечно и безынтересно в окно. За окном всё также летела мимо зелёная масса русского леса. Лес стоял такой густой и непроходимый, что впечатление было не деревьев, а какой-то стены… зелёной и ветвистой. Романов так долго и трудолюбиво смотрел в окно, что увлажнились слезой глаза, смотрел так старательно, что даже успел вычислить по столбам скорость движения поезда, выходило под девяносто километров в час шли… Наконец он не выдержал, бросил лёгкий, мимолётный взгляд на Тайси, которая читала записи с увлечением гимназистки, страдающей над женским романом, и спросил, не очень проявляя интерес, а больше из деликатности:
