***
Уже в сумерках Кыся и Шмеля нашли наконец-то где переночевать. Кыся, правда, после истории у ворот оживился и горел желанием доставить компаньону ни с чем не сравнимое удовольствие от созерцания штаб-квартиры «Серости Империи», но Шмеля одёрнул вновь зафанатевшего коллегу от этих дурных мыслей.
– Мне перед сном вредно разглядывать ваши штаб-квартиры, – объяснил он. – И спать я хочу больше, чем с нимфой совокупляться.
Они остановились перед дверью завалившегося на одну сторону двухэтажного здания, чьи стены были сложены из грубо обработанных валунов (хотя Шмеле показалось, валуны вообще не обтёсывались). Из освещённых окон первого этажа лились тусклый свет и пьяный ор десятков голосов.
– А ты, мой дружок, жрать хочешь? – спросил Кысю Шмеля.
Но бравый агент СВР не слышал вопроса – мыслями он находился в вожделенной штаб-квартире, где уже отчитывался перед министром Гексом, расписывая в розовом цвете свои подвиги и в чёрном – Шмелины. Кыся очень соскучился по своей аккуратненькой папке, в которой он любил копить доносы, чтобы в один прекрасный день выложить их на стол министра…
С небес на землю Кысю вернул звонкий подзатыльник.
– Ну, чё встал как пень? – проговорил над самым ухом незнакомый голос.
Кыся обернулся. Шмели не было, а вместо него, уперев руки в боки, на Кысю пялился худой, как щепоть, но рослый человек в замызганном переднике. Видимо, это был хозяин трактира.
– Чё, мля, особое приглашение нужно? – сплюнул трактирщик и принялся подворачивать рукава. – Ща устрою!
Он ухватил неимоверно длинной рукой Кысю за капюшон, толкнул дверь и буквально зашвырнул того в утробу трактира. Кыся пролетел через весь зал, не успев толком разобрать находящихся в нём лиц, головой распахнул какую-то дверь и треснулся коленками о дощатый пол тёмного коридора, ведущего куда-то вглубь дома. Кысе не удалось заплакать, так как его опять схватили, волоком протащили по коридору и втолкнули в мрачную комнату с мрачной мебелью, с мрачно горящим камином, подле которого мрачно сидел в кресле мрачный Шмеля и мрачно что-то хлебал из мрачной кружки.
– Благодарю, уважаемый, – кивнул трактирщику Шмеля. – А теперь сообрази-ка чего-нибудь порубать!
– Ща сделаем, – заверил тот и исчез.
– Что за манеры, Шмелик? – роняя слёзки, вопрошал Кыся. – Почему он такой грубиян?
– Потому что ты тормоз, – отрубил Шмеля, давая понять, что разговор на эту тему окончен. – Зацени лучше, какую нам комнатку дали!
– Небось кучу денег стоит, – с сомнением высказался Кыся, устраиваясь поудобнее в кресле.
– Не боись, тут все свои. Трактирщик – бывший урка в законе, всё будет чики-пуки!
– Час от часу не легче, – вздохнул боязливый Кыся.
– Да ты успокойся! Он мне сам пообещал цену сбросить. Пацан сказал – пацан сделает!
– Ну-ну…
– Между прочим, зря ты в это кресло сел, – зевнул Шмеля. – Там, кажись, кот накакал.
Кыся взвизгнул и вскочил.
– Фи! – морща личико и пачкая ладошки, выдавил он. – Не мог сразу сказать?
– Я забыл. – Шмеля поставил кружку на столик перед собой и смачно рыгнул. – Убойное пивко!
Пока Кыся очищал свой мундир от остатков непереваренного обеда неизвестной зверюги, вернулся трактирщик, которого, кстати, звали Тупо, и расставил на столике немудрёный ужин: отжатые в уксусе поросячьи ушки, перцованный бананас (смесь банана с ананасом), большой кусок теста, по недомыслию называвшегося хлебом, забродивший трёхдневный рассольник и пузырь воняющего клопами портвейна.
