В театр намылились все советские гранд-дамы, из всех представленных в Тегеране советских организаций, потому что там обещала быть жена посла. Она не так часто навещала мужа в Тегеране, приезжая обычно незадолго до переезда в Зарганде. После своего прибытия, в оставшиеся до дачи дни, «послиха», как называли ее за глаза в народе, устраивала всякие светские мероприятия. Наверняка и театр был ее идеей, а осуществило ее Советское общество дружбы (СОД).
Это был, как выразился мой папа, страшно довольный, что ему не придется туда ехать, «протокольный визит по линии СОД»:
– Как прекрасно, когда у театра бывают женские дни и мужчины могут отдохнуть!
Папа был очень рад, несмотря на то, что пока мы с мамой будем в театре, ему предстояло сидеть с братиком-баятиком. На дорожку он рассказал нам, что «Рудаки» – не просто театр, а целый развлекательный комплекс. Помимо двух театральных залов, там был кинотеатр – но не простой, а очень модный. В шахские времена принцесса Ашраф устраивала там закрытые просмотры для тегеранской золотой молодежи с изысканным угощением и последующими танцами.
Театральный комплекс находился в красивом парке с фонтанами, буквально в двух шагах от посольства. Но «послиха», «гэкээска» (жена главы Государственного комитета по экономическим связям) и «атташиха» (жена военного атташе) все равно прибыли на служебных машинах с советскими флажками. Еще приехала «торгпредша» (жена торгпреда) и супруга какой-то шишки из «Совэкспортфильма» по прозвищу мадам Бобина. Помимо «гранд-дам» присутствовала целая стайка тетенек из СОДа. Из бимарестанских жен поехали «раиска» (жена раиса), она как раз тоже только прибыла в Тегеран к заргандинскому сезону, «начмедша» (жена начальника медицинской части) Шурочка и мы с мамой. Все дамы были в нарядных, но не облегающих платьях в пол, с длинными, несмотря на жару и «чисто женский день», рукавами. Меня нарядили в сшитую Раечкой длинную красную шелковую юбку, нарядную белую блузку с длинным рукавом и алую косынку для поездок в кабриолете, прямо как у Софи Лорен в кино. Эти модные итальянские косынки все еще можно было найти на Моссадык, они продавались уже в готовом, завязанном виде, оставалось только надеть на голову. Папа называл их «келяпош», что по-туркменски значит «шапочка».
Остальным бимарестанткам приглашений не досталось, но они не сильно расстроились. Все знали, что в бывшей Императорской опере теперь поют исламские песни, которыми нас и так целыми днями пичкают по иранскому радио и телевидению.
Театр оказался красивым, но очень уж помпезным. В большом зале под названием Рудаки-холл, в первых рядах которого мы расселись, было столько золоченых деталей, что это великолепие даже немного давило.
Мама достала из театральной сумочки мои «хамелеоны». У меня сразу испортилось настроение. Но тут я вспомнила, что мы на «женской половине», и надела их. В одно мгновение мир удивительным образом обрел контуры. Столь четкие, что от обилия зрительных впечатлений и буйства цветов у меня даже немного заболела голова. Какое-то время я сидела и завороженно смотрела вокруг. Через очки я отчетливо видела каждую виньеточку и загогулину в затейливом орнаменте, украшавшем стены и занавес.
В центре занавеса красовалась традиционная персидская миниатюра, изображающая птицу, восстающую из пепла. Это была та самая птица Симург, персидский аналог Феникса, скульптуру которой Рухишки показывали мне в национальном парке. Для персов Симург символизирует выживание при любых обстоятельствах: театр Рудаки тоже пережил революцию и восстал из пепла в новом обличье, поэтому этот национальный мотив попал на его занавес.
