– Думаешь, меня просто так выгнали из армии? – хмыкает он. – Нет. Там перед дверью… – Он качает головой. – Пара ударов, всплеск эмоций, состояние, будто снова попал на войну. И привет…
– И привет…? – уточняю я.
– Ну, будет как-то так. – Он пожал плечами. – Пять минут, и я приду в себя. Можем подождать?
– Я сама сяду за руль! – Я радостно пользуюсь случаем и залезаю на водительское сидение.
– Но отец запретил.
– Сейчас чрезвычайная ситуация! А пока едем, и ты приходишь в себя, расскажешь, какого хрена там вообще случилось.
Марк
Как же плохо. Я знаю, что это, мать его, посттравматический синдром. Из-за него меня и выгнали из армии. Зачем нужен солдат, у которого в момент малейшей опасности может потемнеть в глазах и перехватить дыхание? Не всегда темнеет, не всегда случается переклин и, говорят, постепенно сойдет на нет. Но кому нужно проверять правдивость этого утверждения? Интересно, если об этом узнает заказчик, он выгонит его сразу же? Наверное. И никакие теплые воспоминания о дружбе с отцом не спасут.
Ника, вероятнее всего, считает меня жалким. Впрочем, какое дело до богатенькой, капризной мажорки? Я просто делает свою работу и все. Сегодня, стоит признать, херово.
– У тебя кровь? Что случилось? – говорит Ника, уставившись большими испуганными глазами. Она сейчас выглядит удивительно юной и нежной. А еще совершенно не дерзкой, нормальной.
– Думаешь, меня просто так прогнали из армии? Теперь такое иногда случается. – Говорить об этом не хочется. Под носом кровь, и сейчас она начнет течь по подбородку и капать на дорогой, мать его, костюм. А платка нет. Я никогда не помню про платок. Это такой совершенно ненужный аксессуар, а вот Ника помнит. Она роется в сумке и достает пачку бумажных.
– Держи, – как-то очень неуверенно бормочет она.
Принимаю без слов и прижимаю к кровавым дорожкам, представляя, как сейчас выглядит – жалко. Отвратительное чувство, к которому не получается привыкнуть.
Ника, воспользовавшись тем, что я не в состоянии, радостно устраиваюсь на водительском сидении. Для вида бурчу, но на самом деле благодарен за это самоуправство.
Просить ее подождать унизительно, а вести автомобиль в таком состоянии опасно для жизни. На миг я попал в тот ад, в котором провел несколько месяцев на больничной койке, даже некоторые особенно болезненные рубцы на груди снова начали ныть.
– Почему они так надавили на меня? – спрашивает Ника. Она, закусив губу, выруливает на оживленный перекресток. Управляет машиной девушка вполне уверенно и мягко, я ожидал худшего. Особенно после строгого наказа отца девчонки, который велел не подпускать ее к управлению.
– Им нужно найти виновных.
– Почему я? Ее убил какой-то озабоченный урод. Меня с ней даже рядом не было.
– Урода нет, – пожимаю плечами. – А ты тут. Нам нужно рассказать все твоему отцу.
– Не хочу. – Девчонка дергает плечом. – Он и так слишком за меня волнуется. После этого вообще посадит дома на цепь. А мне оно надо?
– Я должен.
– Раз должен… – Ника упрямо мотает головой. – Тогда мы едем развлекаться. Меня девочки звали в спа. Ты с нами.
– Я не пойду в спа, – устало отзывается я, и прикрываю глаза. Мутит. – Но буду ждать.
– Ты непробиваемый чурбан. – Ника злится, словно весь мир сошелся в этом спа.
– Ника, это не шутки. На тебя пытались повесить убийство.
– Я его не совершала. – Девчонка жмет плечами. – Поэтому не призналась бы.
