Омерзительно было смотреть, как лощёный, блестящий как стеклянный стакан купец превращался в грязь, как менялось его выражение лица и повадки, сползала улыбка и высокомерие, опускались плечи, сгибалась колесом спина, он даже, кажется, резко постарел.
– Что со мной будет? – хрипло прошептал Авессаломов.
– Имперский кабинет решит. Я же буду просить для Вас вечную каторгу.
Трое главных обвиняемых были отвезены в Петербург на суд в кандалах, а вот верхушка армянского купечества проследовала в столицу без них. Что уж они думали по дороге? Скорее всего, что за Авессаломова всех армян как минимум лишат торговли, а то и отправят в Сибирь.
Но так не было. Я просто самолично принял их и провёл воспитательную беседу, объяснив, что торговля есть торговля, ловкость для неё требуется, возражений нет, но вот наносить ущерб России не позволю. Кто только о таком подумает, тот головой ответит! Против их обогащения я ничего не имею, но меру надо знать! А вот и новый человек, который им поможет понять, где им и прибыль получить и как закон не нарушить – глава новообразованного Гостиного приказа – Степан Горшенников.
Степан был просто невероятным человеком – ростом за два метра, лицо зверообразное, кулаки как кузнечные молоты. Но зато знал он восемнадцать языков, приказчиком объехал полмира, и умён был, и хитёр. Его назвали в моей канцелярии самой подходящей для такой должности фигурой, и в ней он прослужил четыре года, показав себя отличным знатоком организации торговли.
Горшенников являлся одним из составителей важнейшего для нас договора, заключение которого было триумфом Обрескова – торгового трактата с Персией. Мохаммад Карим-хан Зенд102 нуждался в оружии для продолжения войны с турками103, а его друзья-англичане сейчас не могли ему ничем помочь – слишком уж они завязли в войне с непокорными тринадцатью колониями в Северной Америке104. Так что мы его практически принудили подписать выгодное нам торговое соглашение, да ещё и внести в него обязательства правительства Зендов содействовать переселению проживающих в Персии христиан в Россию.
Это было ещё одна из важнейших причин Астраханской расправы, как её стали называть в купеческой среде. Вот смешно-то, троих золотых поясов на каторгу отправили, причём двух всего-то на два года, а уже расправа – кажется, нравы смягчаются. Но я хотел, чтобы возможностями резкого увеличения торговли с Персией, а через неё и с индийскими княжествами воспользовалось наше государство в целом. И разрешать, чтобы все сливки сняли несколько купчишек, да ещё и вывели заработки за границу, я точно не собирался. Сколько я такого навидался в будущем – здесь этого не допущу.
Степан после представления, произнёс краткую речь, в которой почти повторил мои мысли. Его слова купцы восприняли с испугом: многие с ним знакомы были и искренне боялись – большой человек, сильный, почти всё про них знает, может разозлиться да прибить нечаянно! Подходящий кандидат для такого поста, будет наших торговцев в строгости держать, а то вон как увлекаются.
А затем, просил меня Горшенников простить Авессаломова – мол, очень хитёр да ловок купчишка, пригодиться же, да и новому приказу и приказному главе такое благодеяние значение в обществе повысит. Но я ему отказал. Не готов я простить такого мерзавца, убийцу, поджигателя, лжеца, да и урок прочим слишком ушлым людишкам надо дать!
