Тёмная сторона Луны - страница 10
Размышления едва не довели Катю до слёз. Шесть лет пронеслись как миг, на бешеной скорости. Осталось несколько шрамов на сердце и кучка фотографий. Но память всё более тщательно подтирала подробности, словно давала понять, что не стоит пренебрегать ведением дневника и такими тёплыми встречами.
Сашка разглядывал следующий экспонат, потом протянул Кате. В такие моменты он непременно изучал её лицо, и, чтобы скрыть истинные чувства, она решила прибегнуть к хитрости.
– Не помню, что мы тогда праздновали?
– Ну, как же, Кать, это же 23 февраля в 9-ом! – окатив её недоверием, бросился пояснять он. – Вы нам тогда такой сюрприз закатили, я до сих пор тащусь! Как ты классно хиты «АББы» переделала, офонареть просто! Про школу! Неужели забыла?
– Да нет, припоминаю что-то, – не стала отказываться Катя, но не изменила себе и плеснула в бочку с мёдом немного дёгтя. – Такая фигня, по-моему. До сих пор стыдно. Даже по фотке видно. Видишь, я даже голову опустила.
– Вечно ты так! – огорчился Сашка и с усердием, которого в этом вопросе не имел себе равных, принялся воспитывать бывшую одноклассницу. – Чего стыдно? Классно же получилось! Вон, до сих пор забыть не могу! Нет, ну всё у человека есть: ум, слух, голос, – он хотел ещё что-то сказать, но не осмелился, – а она всё – фигня, да фигня! – В конце махнул рукой и так посмотрел на Катю, что ей действительно стало стыдно.
– Ну, хочешь, напою немного, – согласилась она и запела. – Вот прозвенел звонок, и начался урок! А-а-а! Учитель входит в класс, приветствует он нас. А-а-а! Но никто-о-о с ним не хочет здороваться да-аже. Это всё-ё, что я помню, прости меня, Са-аша!
Сашка смутился и сразу обрадовался.
– Ну, что я говорил, круто! Это ты прямо сейчас придумала? Ну, ты даёшь! Слов нет.
– Да ладно! Банальные рифмы для первоклассников.
– Ты неисправима, Катька, – снова махнул рукой он и тотчас взял в руки ещё один снимок. – О! Это тоже девятый, только восьмое марта. Помнишь, у нас потом танцы были!
– Помню! – обрадовалась Катя, – Марина рыскала между танцующими парами и проверяла дистанцию.
– Да-да, так и было. Видимо, боялась, что кто-то из девочек, ну, это, – Сашка не договорил и, смутившись этого смелого вывода, снова указал на фотографию. – В этой шляпе, кстати, все тогда перефоткались. А ты даже примерить отказалась!
– Что, кроме шуток? – удивилась Катя и, на этот раз, ни капли не солгала. – Не помню, хоть убей, не помню. Зря это я. Классная же шляпа!
– А я о чём! Я тебя так уговаривал, можно сказать, на колени встал!
Катю не столько смутило это признание, сколько взгляд Сашки, который он устремил на неё. Она опустила глаза вниз и вдруг застыла. Сашка тоже притих, и что-то помешало ей задать вопрос сразу.
Наконец любопытство одержало верх.
– Боже мой, Саш, это же я! Этого не может быть! Откуда у тебя моя фотография?
Катя долго изучала находку глазами, когда подняла, Сашка смотрел на неё в упор и, кажется, был даже немного рад случаю, позволяющему облегчить душу.
– Сам снимал. Мне просто грузинка очень понравилась, – грустно усмехнувшись, признался он, – вот я её и сфоткал.
На этот раз его откровенность далась Кате с таким трудом, что полностью обезоружила. Сашка, напротив, даже не думал отводить глаз и, судя по этому прямому взгляду, был полон решимости открыть все карты.
Это как раз и пугало Катю, заставляя искать способ, чтобы сменить тему. В голову не приходило ничего дельного. Перед глазами стоял тот тёплый и солнечный майский день, когда советская пионерия праздновала день рождения своей организации. По этому случаю на площади выстроили подмостки, и в числе других ребят из танцевального кружка Дома пионеров Катя участвовала в постановке «Пятнадцать республик пятнадцать сестёр», где она действительно танцевала грузинский танец. Сам танец она освоила сразу: по замыслу хореографа от неё требовалось встать на цыпочки и, кружась по сцене, делать плавные движения руками. Сложность представлял парик, выданный для создания образа. Тяжёлый, с двумя толстенными косами, он не подходил по размеру и ездил по голове во все стороны. Кроме того Катю совсем не украсил. Увидев себя в зеркале, она с трудом согласилась выйти на сцену. И, вероятно, вслед этим детским ощущениям отказывалась поверить в то, что мальчишка двенадцати лет – а им в ту пору было именно двенадцать – так проникся её красотой, что даже сфотографировал!