– Купила в «Березке» играть в теннис, – сказала она, указывая на свой костюм, – но пока хожу в нем дома. Играть не с кем, – она сделала неуклюжий пирует, развернувшись на одной ноге. – А ты играешь в теннис?
Ей очень шла эта почти детская нескладность и непосредственность. Было заметно, что она тоже смущается, не знает куда деть свои длинные руки, что говорить и, главное, не знает, как вести себя наедине с мужчиной. Об этом подумал Андрей и понял, что и сам не знает, что делать.
Чтобы немного освоиться, он встал с глубокого неудобного кресла и подошел к ближайшей картине. С нее с усмешкой, чуть отложив в сторону газету, на него смотрел Ленин. Андрей оглянулся на Ингу.
– Я думал, Ильич у нас только в парткабинетах и в Ленинских комнатах, – удивленно произнес он.
– Ну вот видишь… Не всегда, – девушка подошла ближе. – Этот портрет написан еще при жизни Владимира Ильича. Здесь, в этой комнате. Вон, посмотри, тот стол и то кресло, где он сидел и позировал. А прабабушка в это время играла на этом пианино для него «Лунную сонату». Есть в нашей семье такая легенда. И кстати, все картины здесь – это оригиналы, – добавила она гордо.
Андрей, чтобы спрятать растерянность, перешел к другой картине, потом к следующей. На всех из них были нарисованы те люди, портреты которых, прибитые к длинным палкам, он таскал на демонстрациях, крича «ура» и «да здравствует КПСС». Он недоуменно оглянулся.
– Все они были в нашей квартире, – пожав плечами, улыбнулась Инга. – Дело в том, что мой прадед, хотя и родился в Риге, был очень важным большевиком. Сначала Ленина охранял, потом работал главным инженером на больших стройках, а потом… – она замолчала и перешла к маленькой картине в скромной рамке, на которой карандашом был набросан портрет какой‑то женщины. – А это его жена. Моя прабабушка.
– Она тоже из Риги? – спросил Андрей.
– Нет, – почему-то засмеялась Инга, – она местная. Она жила в этой квартире еще до того, как стала его женой.
– То есть твой бездомный прадедушка к ней подселился? – рассматривая красивую женщину на рисунке, с улыбкой спросил Андрей.
– Не совсем так. Даже наоборот. Эту квартиру ему выделило Советское правительство. Он оставил прабабушку жить в одной из комнат, чтобы она могла работать у него секретарем. Этим спас ее от голода… ну и всего остального. Она была из Шереметьевых. Из князей Шереметьевых, – уточнила Инга. – Им когда‑то весь этот дом и принадлежал. А потом они поженились. И почти двадцать лет прожили счастливо.
– А потом?
– А потом – суп с котом, – прервала воспоминания Инга. – Мы же выпить хотели. Отметить поступление. Забыл?
Андрей, и правда, забыл, зачем он здесь. Разница между происходившим за стенами дома и этой гостиной была поразительная. Он не просто смутился, а был потрясен. Никогда не сталкиваясь с людьми этого круга, он считал их почти сказочными персонажами, как и те идеи, о которых было принято говорить на тех же демонстрациях и на комсомольских собраниях.
– Пойдем на кухню, – предложил он, оглядываясь и ища дорогу на привычное место для вечерних посиделок у обычных людей, надеясь, что там он будет чувствовать себя поуверенней.
– Зачем? – удивилась Инга.
– Ну, выпить же, – в свою очередь удивился вопросу Андрей.
– А чем тебе здесь не нравится? На кухне надо готовить еду, а не развлекаться.
Андрей оглянулся. Необычная для него обстановка давила. Конечно, на кухне было бы спокойнее. Но Инга уже уселась на край бокового валика дивана, вытянув длинные стройные ноги. Чуть повернувшись, она открыла крышку на небольшом резном то ли ларце, то ли сундучке, в котором оказался ряд разнообразных бокалов.
