Темная сторона разума. Как человек превращается в чудовище - страница 3

Юриспруденция подвернулась совершенно случайно, но очень понравилась. И судебная психология показалась идеальным выбором карьеры. Впрочем, абсолютно счастливые истории бывают только в сказках. Я так никогда и не набралась смелости заговорить со Стивеном П. Инглишем и стала встречаться с другим старшекурсником. У него были длинные темные волосы, он непрерывно курил и носил плащ-дризабон[10]. Когда шел дождь (а в Шеффилде он идет всегда), мой друг надевал широкополую шляпу. В студенческий бар он вваливался, как Клинт Иствуд в салун Дикого Запада. Когда он был пьян или под наркотиками (тоже почти всегда), то становился сентиментальным и твердил, что «справедливости в мире не существует, есть только мы». Я не понимала, о чем он говорит. Подозреваю, ему это тоже было не вполне ясно.

В детстве я часто проводила субботние вечера в бабушкином доме. Мы смотрели вестерны по ее черно-белому телевизору. Бабушка была классической ирландской католичкой, настоящей главой семьи. Такие женщины всегда ухитряются выглядеть лет на пятьдесят старше, чем на самом деле: мелкая химическая завивка на голове, голубоватая краска для волос, кримпленовые платья и клеенчатая шляпа. Бабушка работала на фабрике йогуртов в Манчестере. В комплект ее рабочей одежды входили зеленые резиновые сапоги, так что вся семья была обеспечена такой обувью.

Обычно мы смотрели ковбойские фильмы или картины с Джоном Уэйном[11]. Больше всего бабушка любила «Тихого человека»[12]. Мне этот фильм тоже нравился, потому что Морин О’Хара[13] была единственной известной мне рыжей кинозвездой. Пройдет еще много лет, прежде чем рыжие волосы войдут в моду. Мы сидели у телевизора втроем – бабушка, я и Джоуи, желтая канарейка дяди Джона.

Люди, которые совершали дурные поступки («плохие парни», как называла их бабушка, стоило им лишь появиться на экране), казались мне совершенно не похожими на нас, словно они явились с другой планеты.

Эти фильмы научили меня четко разделять добро и зло и верить в неизбежный триумф добра. Счастливое и безоблачное детство меня в этом убедило. Мне повезло в жизни. Детские годы были комфортными и спокойными, ни я, ни члены моей семьи не сталкивались с преступностью.

В подростковом возрасте я считала плохими парнями эксгибиционистов в парке, о которых шептались мои одноклассницы, или квартирных воров. Много позднее университетские разговоры о законе и порядке заставили меня задуматься о том, кто такие настоящие преступники. Лишь в студенческую пору я стала интересоваться историями громких преступлений.

В университете я училась с 1992 по 1995 год. В этот период правопорядок стал краеугольным камнем политической повестки дня. В феврале 1993 года Роберт Томпсон и Джон Венейблз замучили и убили двухлетнего Джеймса Балджера. Вся страна из телевизионных программ узнала, что один из убийц попросту увел Джейми из торгового центра. Ужас и ярость объединили всю страну. Заголовки таблоидов призывали к отмщению (никакой терпимости к убийцам – даже к десятилетним убийцам, особенно к десятилетним убийцам!). Две главные политические партии почувствовали, что голоса избирателей можно завоевать призывами к суровой борьбе с нарушителями закона.

Вообще-то в начальной школе убийства происходят крайне редко. Но Тони Блэр, занимавший должность министра внутренних дел в теневом кабинете, сразу же объявил этот случай символом «спящей» моральной совести страны под правлением тори и заявил, что лейбористы будут «суровы к преступности и еще более суровы к ее причинам». Через несколько дней после ареста убийц Джеймса тогдашний премьер-министр Джон Мейджор также призвал общество «чуть больше осуждать и чуть меньше понимать». Количество заключенных в тюрьмах стало стремительно расти. За время моей карьеры этот показатель увеличился больше чем вдвое: с 44 000 в 1992 году до почти 87 000 в 2018-м