Случалось, и у меня не было денег. И мака – тоже. Начинались ломки. Ну как их описать? Постоянная зубная боль во всех мышцах. Кости, суставы как будто сверлит зубная бормашина. Человека всего выворачивает из суставов; если на кровати лежит, то до потолка подлетает. Страшно, когда у тебя ломки начинаются, и ты знаешь, что вон в том доме, в известной тебе квартире стоит раствор, а ты не можешь его взять, нет денег. Страшно.
Первый раз я задумался, когда позвонили из Минеральных Вод и сказали, что от передозняка умер мой друг. Он был для меня всем – и вот так вдруг уйти. Второй раз, когда однажды проснулся дома в одном пальто на голое тело. Стал вспоминать. Из дома я ушел, как всегда, в костюме и в галстуке. Денег не было. Вспомнил, что на Даниловском рынке отдал барыге за одну дозу и костюм, и рубашку, и галстук. Домой, значит, пришел вот в таком виде.
Я всегда считал себя крепким пацаном, который никогда не будет унижаться, крысятничать, с себя снимать. А тут такая история. И я подумал: а что же дальше будет, если даже моих денег не хватает?
Известно, что будет. Для начала станешь шестеркой у барыги. Барыга тебе скажет: хочешь получить дозу, приведи, найди мне людей, которые купят, которым надо. Побежишь искать, никуда не денешься. Но так много не набегаешься, доза нужна каждый день. Рано или поздно увидишь открытое окно в магазине, какую-нибудь вещь на прилавке, которая лежит и дразнит: вот она, кучу денег стоит, схватил и убежал! И – попал на зону…
Все это я подумал, представил, очень ясно увидел.
И еще. Среди наркоманов есть такие, которые на какой-то определенной стадии перестают есть. Совсем. Я к ним отношусь, как выяснилось. Мне восемнадцать лет, рост – 181 сантиметр. Когда меня привезли в больницу, весу во мне было 39 килограммов.
Страшный прообраз России
Владимир Лозовой, врач-психотерапевт,
г. Екатеринбург
Двор, в котором мы жили и в котором вырос мой сын, был на редкость многодетным. И надо же так совпасть, почти все – одногодки. Двадцать три пацана и девчонки – ровесники!
Со временем мы переехали на другую квартиру, и в старый наш двор я попал через много-много лет. Понятно, стал расспрашивать про своих друзей, про друзей сына.
С моими-то все в порядке – живут, работают. А вот сверстников моего сына – нет.
В самом прямом смысле – в жизни нет.
Из двадцати трех мальчишек и девчонок только трое дожили до восемнадцати лет!
Всех остальных – двадцать человек – в отрочестве еще скосили наркотики.
Подростковая наркомания разрушает организм с самого начала его становления. Мы проводили исследования и установили: тот, кто в раннем возрасте начинает употреблять наркотики, выдерживает в среднем семь лет такой жизни. А дальше – небытие.
И все эти годы меня преследует неотвязно одна пугающая мысль: не есть ли судьба мальчишек с нашего двора прообраз России, образ будущего России?
Если вы скажете, что я преувеличиваю, то отвечу так: эту опасность лучше преувеличить, чем преуменьшить.
В молодежной среде это даже не мода, а эпидемия. То есть массовое заражение. Которое принимает иногда чудовищные формы. Например, как чума расползается новое поветрие – разводить наркотики кровью. О средневековой дикости и тупости можно и не говорить – я только о медицинском факторе. В поселке Верхняя Салда Свердловской области, где впервые и были обнаружены наркотики на крови, почти все наркоманы, молодые совсем люди, оказались зараженными СПИДом. Иначе и быть не могло.
