Обход по соседям не дал особых результатов, но картина в общем была ясна. Типичная бытовуха. Потерпевшая – Сердюк Вероника Александровна, двадцати шести лет. Проживала в квартире последние три года. Последние несколько месяцев – вместе с сожителем. Про сожителя толком никто ничего не знал – мужик как мужик, не особо разговорчивый, но вежливый, приличный на вид. В ночь убийства никто не видел, чтобы он входил или выходил из квартиры, да оно и понятно – все ушами к стенке прижались, слушая крики, да стенания потерпевшей. Кардашов, и без того смурной, окончательно помрачнел. Никак не мог привыкнуть к этой черте человеческой натуры – человека убивают, а никто не спешит помочь, только наблюдают. Хорошо хоть полицию вызвали.
В квартире пахло ладаном и амброй. Следователь поморщился от едкого запаха. Зеркала были занавешены, везде горели свечи и лампадки, а в дверном проеме, ведущем в комнату, колыхались длинные нити с нанизанными на них косточками и черепками. Антон закончил к его приходу – Кардашов услышал тихое позвякивание вериг на кухне, и тут же зашумел чайник. Криминалисты уже работали вовсю, а лейтенант устроился на стуле в центре комнаты и, высунув от усердия кончик языка, под диктовку судмедэксперта составлял протокол.
– Осмотр спокойно прошел? – поинтересовался Кардашов у лейтенанта.
– Ага, ваш жрец говорит, случай неопасный, взвод упокоения не нужен, можно работать, – ответил тот, не отрываясь от письма.
– Следы борьбы? – спросил на автомате.
Лейтенант растерянно осмотрелся:
– Как видите, в изобилии.
И правда – пол был усеян обломками мебели и осколками битой посуды. Под окном в луже воды, натекшей из вазы, лежал букет цветов. Кардашов, глядя под ноги и осторожно ступая, приблизился к телу.
Белые ноги в синяках, бугорки целлюлита на изрезанных бедрах. Халат, коричневый от крови, распахнут на груди, одна чашечка лифчика чуть съехала вниз. Между грудей поблескивает амулет – маленький рунный камушек. Руки, тонкие и изящные, тоже в синяках, несколько ногтей содрано. Перерезанное горло. Лицо…
Вглядевшись в лицо, следователь вздрогнул. Неприятно так вздрогнул и почувствовал пустоту, ухнувшую в груди. Ноги отказались слушаться, закружилась голова. Он кое-как подошел к кровати и присел на край, не отрывая глаз от лица убитой.
– Эй, как там тебя…
– Самойлов, – недовольно отозвался лейтенант.
– Да, Самойлов, извини, запамятовал… Назови еще раз фамилию и имя потерпевшей.
– Сердюк Вероника.
– Да ну на хер…
Зашуршали нитки в дверном проеме, защелкал жемчуг.
– В чем дело, капитан?
Кардашов поднял отчаянный взгляд на Антона:
– Это не Сердюк. Это Идимешева Аида.
– Уверен?
– Уверен. Я ее на прошлой неделе оформлял. Тело за гаражами нашли на Первомайской, там без тебя обошлось.
Лейтенант, переводя недоумевающий взгляд с Антона на Кардашова, захлопнул папку с протоколом:
– Товарищ капитан. Вы как себя чувствуете? Какая Идимешева? Сердюк Вероника, я говорю – вот паспорт ее на столе.
Кардашов взвился с кровати:
– Где?
Схватил паспорт, открыл и вгляделся в фото:
– Фото, может, и Сердюк. А это, – следователь указал пальцем на тело, – Идимешева.
Жрец шагнул к нему, выставив перед собой открытые ладони:
– Так, капитан, успокойся. Опиши лицо убитой. Что ты видишь?
Кардашов глянул на труп:
– Хакаска. Глаза темные, брови тонкие, выщипанные. На лбу тонкий шрам над левой бровью. Скулы острые, вообще лицо – типичное монголоидное, только кожа очень светлая. Волосы черные, длинный хвост.
