Но привели их не на виселицы. А в сырую темницу, пропахшую страданиями и мучениями сотен пленников, окропивших всё в ней своей кровью и дерьмом.
И палач-уродец, тщедушный, больной, косой – пялился на них жадным взглядом, теребя свой крохотный член в сладком предвосхищении издевательств над новыми жертвами. Ибо старые оказались уже замучены и сломлены, они висели, подвешенные на цепях к потолку, за рёбра, за сломленный позвоночник, за ключицы и даже за гениталии.
Камилу удалось разглядеть среди мерцающих теней от факелов похудевшего до неузнаваемости старика, больше похожего на высушенного мертвеца, чем на живого человека. Но в старике ещё теплилась жизнь, старательно поддерживаемая палачом на грани смерти. И Эрн промычал что-то несвязное – своим беззубым ртом, в котором не доставало языка – язык оставили ровно настолько, чтобы пленник мог принимать пищу. Эрн промычал. И попытался взглянуть на Камила пустотой своих давно выколотых глаз, превратившихся в чёрные бездны, наполненные отчаянием.
У старого наёмника не осталось ни рук, ни ног…
– Хя-хя! То же самое я сделаю с тобой! Хя-хя! – мерзко облизнулся писклявый палач и приказал гвардейцам привязать ещё сильных пленников к окровавленному дубовому столу…
Камил пытался вырваться из ужасных сновидений. Он кричал. Но не мог проснуться. Он попал в темницы князя. Попал во снах. И теперь не мог оттуда вырваться. Ему не хватало сил, чтобы взять сновидение под контроль даже при помощи способов, о которых говорил Готам.
И даже дыхание давалось Камилу с трудом. А палач терзал его на части, вырезал из него куски плоти, постепенно создавая беззащитного и ослабевшего калеку. Но давал и отдохнуть, чтобы Камил не потерял сознание. Чтобы он никогда не вырвался из этого кошмара.
Неизвестно, сколько времени они провели в тех темницах. Но Камил едва не лишился рассудка от бесконечного ужаса и злобы. Он превратился в ничтожный кусок мяса, полный ярости, страха и жажды мести. Но он никак не мог ответить своему врагу. Это ввергало в особенное отчаяние… Но воля Камила не была сломлена. Ярость и воля к жизни его были настолько огромны, что перекрывали собою страх…
Мертвец трепал Камила за плечо. Холодно, несмотря на солнечный свет, пытающийся пробиться через густую листву на кронах. Чувствовалась простуда. Нос забило соплями, а горло ныло и пульсировало. В низину по ночам стекался весь холод с окрестностей, а костёр разводить было некому. Да и после ледяного ручья…
Сильный голод.
Тело зудело от укусов насекомых.
Сколько времени они здесь пролежали?
Мертвец трепал за плечо. И на голове его сидел высушенный голубь. Клевал шлем с несильным звоном.
Они идут. Они рядом.
Приставленный к Асупу «телохранитель» не мог разбудить его, всё пребывающего в кошмарах. По щекам степняка катились слёзы. А в какие ужасы попал он?
Камил попытался встать. Упёрся руками в сено – трава уже успела пожухнуть – приподнялся. Лишь слегка. Рухнул обратно, запыхавшись. Слабость и сонливость не отступали. Хотелось снова закрыть глаза – слишком велик был соблазн. Но Камил вспомнил, что его ждало во снах… И что эти сны могут вскоре оказаться реальностью, если валяться дальше.
Мертвец поднял Камила на руки. Потащил на пологий склон низины. Сначала нужно проверить, кто же там идёт. Может, крестьяне или охотники?
Он не сразу разглядел силуэты вдали – густой кустарник закрывал виды.
