Ее голос дрожал, и Фильчиков мгновенно перестал думать о Ксении, о деньгах, о работе и о футболисте. Он вслушивался в голос Сусаниной, и его сердце поневоле начало биться сильнее и чаще. Рем лег на кровать, прижимая трубку к уху, и уставился в потолок с лепниной.
«Стоп, успокойся, – сказал он сам себе, прижимая руку к груди, – она замужем, у нее все хорошо».
Фильчиков давно привык к повышенному женскому вниманию. И не потому, что был таким уж красивым мужчиной или интересной личностью. Просто он был богат и влиятелен. И постоянно помнил о том, что женщины, которые встречаются на его пути, очень сильно заинтересованы в его деньгах и очень мало – в нем самом.
– Есть такой анекдот. Некрасивых мужчин нет. Есть мужчины, ограниченные материальные ресурсы которых не позволяют женщинам оценить все богатство их внутреннего мира, – говорил ему один товарищ, маленький, толстый, носатый и увешанный длинноногими модельками, как дерево грушами.
Рем, который был посимпатичнее своего носатого товарища, но чуть победнее, этот анекдот очень любил и часто его рассказывал. Он точно знал, что Василиса, стройная, очень высокая, с пышными кудряшками и длинной шеей, видит в нем человека, а не денежный мешок. Она была его ровесницей, красивой, уверенной в себе женщиной, находящейся в самом зените мудрости.
– Рем Яковлевич, – позвала в трубку Сусанина. Ее голос звенел, как колокольчик.
– Василиса, привет, – ответил наконец Рем, отрываясь от созерцания лепнины, – да, кое-что случилось. Ксения Дюк создала нам большие проблемы.
– Наслышана, – сказала Василиса, прислушиваясь к жизнерадостному храпу мужа за стенкой, – несчастная любовь.
– Именно, – вздохнул Рем. – У нее любовь, а у нашего продюсерского центра контракт со звукозаписывающей фирмой. Другими словами, если она завтра к десяти утра не явится в студию и не начнет работать, наши убытки достигнут катастрофических масштабов. Именно точную сумму возможных убытков я бы и просил тебя, Василиса, подсчитать. Кроме того, в последние несколько дней она отменила несколько концертов. Опять же, подчеркиваю, из-за хандры, вызванной этой ее, – он печально вздохнул, – разнесчастной любовью. И эти убытки тоже посчитайте.
– Ясно, – кивнула головой Сусанина, – а когда доложить?
– Как сделаете.
– Рем Яковлевич, я, может, через два часа сделаю.
– Ну, значит, привезете калькуляцию ко мне домой. Я не буду спать. Знаете, где я живу?
– Знаю. В «Алых парусах», – ответила Василиса Николаевна, задыхаясь от любви.
Храп мужа становился все громче, заливистее и мешал разговаривать.
– Хорошо. Я вас жду.
Он положил трубку. Василиса убрала мобильник от покрасневшего уха и запрыгала по прихожей, как счастливый кенгуру, объевшийся галлюциногенных грибов. Ее кудри при этом красиво разлетались в разные стороны.
– Ну что, симпатичный он? – спросила Майя сестру, как только дверь за Романом закрылась.
– Трудно сказать, – дипломатично ушла от ответа Алена, – очень уж рыжий. Но если тебе нравится, какое это имеет значение? Ты же знаешь, что я всегда буду на твоей стороне.
Майя продолжала восхищенно щебетать.
– Видела, какие у него красивые глаза? И какие чудесные стихи он пишет, – говорила сестра. – Кстати, – поменяла она тему, – ты не могла бы одолжить мне немного денег? У меня очень маленькая зарплата… Пока, во всяком случае. Может, меня скоро повысят?
– Конечно, – с готовностью отозвалась Алена, – конечно, одолжу.
