Темнота в солнечный день - страница 34



– Понятно. Женаты, наверное?

– Бог пока миловал, – сказал Митя. – Я еще молодой и несерьезный, куда мне на такое сложное предприятие подписываться…

Марина засмеялась:

– Ага, у мужчин вечно одно и то же: молод, несерьезен, не нагулялся… Вы на мотоцикле ездите? Когда вы вошли, стукнуло, словно шлем на стол положили. И бензином от вас пахнет.

Бензином от него должно было пахнуть самую чуточку – когда снимал карбюратор, пара капель, как всегда, попала на штормовку. Ну, он и в книжках читал, и за три года поездок сюда усвоил: у слепых словно бы в компенсацию за отсутствие зрения осязание и обоняние резко обостряются…

– Ага, – сказал он. – На мотоцикле.

– А на каком?

– «Эм – сто шесть». «Минск».

– А мы на «сто пятых ездили», – сказала она, словно бы погрустнев. – Любила полихачить… вот и долихачилась… Ладно, я сейчас чай разолью.

Митя промолчал. В другой обстановке непременно завел бы разговор о мотоциклах, а особенно о преимуществах «сто шестого» над устаревшим «сто пятым», но сейчас обстановочка не та…

Заварку Марина разлила ловко – и чашки наполнила сноровисто. Разве что чуть недолила, явно предпочитая недолить, чем перелить. Интересно, как она вслепую заварку отмеряет? Хороший получился чай, крепкий, да и качественный – судя по вкусу страстного чаехлеба, не грузинский крошеный веник, а индийский, со слоником на пачке.

– Вы курите, если хотите, – сказала Марина, усаживаясь напротив. – Вы ж курите, от вас табаком пахнет… Я тоже покуривала, а потом бросила, уж год с лишним. Понимаете, Митя… Когда… когда не видишь, никакого удовольствия от табака. Пепельницы нет, вот блюдечко. Может, мне тоже попробовать?

– Дело хорошее, – сказал Митя.

Достал еще одну сигарету, коснулся ею пальцев Марины, поднес свою роскошную газовую зажигалку. У них у всех были такие, могли себе позволить. Это Крамарь, обремененный супругой и двумя короедами-старшеклассниками[22], узнав, что их зажигалки стоят аж девять рублей, качал головой и уныло бормотал: «Деньги вам девать некуда, молодым…» И прикуривал от спички «Приму», «Туриста»[23] своего убогого. Нет уж, не дай бог так жить, лучшие уж холостяками походить подольше…

Дым Марина выпустила умело, не закашлявшись, но, сделав пару затяжек, грустно покривила губы – ах, какие губы, не пачканные помадой! – погасила сигарету в блюдечке:

– Нет, никакого удовольствия, когда не видишь дыма… Я хорошо потушила?

– Идеально, – сказал Митя. – Ни искорки. Значит, вот так неделю сидите?

– Ага. От скуки стервенею. От лютого одиночества. Придет телевизор, можно будет хоть его слушать, а пока только магнитофон. Кассеты старые, я их по десятому кругу переслушала… И что они так тянули? Я думала, два-три дня идти будет…

– Так ничего удивительного, – сказал Митя с большим знанием вопроса. – Вам кто вещи отправлял?

– Дядя.

– Ох, пардон, не в вопросе ваш дядя… Заказал бы контейнер, на машине – и он, чего доброго, вас бы обогнал, пока сюда ехали. Платить за двадцать пять кэмэ – не такие уж большие деньги. А железкой – это долго. В Миусске, сами должны знать, ее нет, станция от города километрах в пятнадцати. Пока на станции торчал, пока грузили на платформу, пока дошлепал… Вот и получается неделя. Когда мы четыре года назад переезжали, матери как раз и посоветовали с железкой не связываться, машину заказать. Матери на работе «газик» дали, мы до Аюкана быстренько доехали, а контейнер уже через час пришел.