– Эмбер говорит, она пытается, – продолжала Бетти. – Сказала, что много помогает по дому.
– Прикалываетесь, что ли? – вырвалось у меня.
– Нет, не прикалываюсь. А ты не согласен с этим?
Я захохотал. Пожалуй, даже заржал. Точно буйный лошак.
– А почему она так мне сказала, если это неправда? – спросила Бетти.
Я положил ногу на ногу и принялся выковыривать камешек, застрявший в подошве моих рабочих ботинок. Эмбер вечно потешается над их красными шнурками. А мне плевать. Зато башмаки неубиваемые. Не то что хлам, который она покупает себе за мои деньги.
– Мало того, что она лентяйка и дура, так еще и врунья, – ответил я.
– А откуда мне знать, что это она врет, а не ты?
Я выковырял камешек и совсем уже собрался швырнуть в Бетти. Раздумал и сунул в карман папашиной камуфляжной охотничьей куртки.
– Да, пожалуй, ниоткуда, – сказал я, чувствуя, как краснею.
И с грохотом уронил ногу на пол.
– Я не хотела тебя расстраивать.
– Еще как хотели. Вы хотели, чтобы я разозлился и проговорился о чем-нибудь важном.
Такие ошибки я уже допускал. Вспоминал вдруг что-нибудь вроде того, как заблестели слезы на глазах у мамы, когда я трех лет от роду выдал: «Я личность», или как мама хранила ветеринарные собачьи бирки, потому что они казались ей красивыми. А Бетти сразу оживлялась и смотрела на меня так, будто я вдруг оголился и оснастка у меня на удивление.
Она улыбнулась и легким движением откинула свои никелевые волосы за уши. Прическа у нее явно дорогая, волосы подстрижены по косой и блестят точно шлем. А вот остальное так себе. Она мне напоминает пони на сельской ярмарке, старенькую, с челкой, лошадку под новым, сверкающим седлом.
– Харли, все, что ты говоришь на наших сеансах, важно.
Я развалился на кушетке. Еще чуть-чуть – и сполз бы на пол.
– Я могу идти?
– Нет еще. Давай-ка попробуем решить эту проблему. Думаю, тебе будет полезно уехать на денек-другой. Если не можешь доверить детей Эмбер, почему не попросить кого-нибудь другого приглядеть за ними? Родственника или соседей?
– Я вам уже говорил раньше, что у мамы родственников нет совсем, а папина семья не хочет иметь с нами дело.
– Почему, как ты думаешь?
– Наверное, из-за мамы.
– Отец ведь тоже с вами связан.
– Но не так тесно.
Она улыбнулась, а я сжал в кармане камешек, представив, как запулил бы его прямо ей в лоб.
В самую середку. Чтобы кровь брызнула. Сразу бы заткнулась.
– Как там твой дядя Майк? Ты вроде говорил, он вам помог недавно?
– Ага. Приволок «Блэк Лэйбл». Классно помог. Только от «Роллинг Рок» было бы больше помощи, думаю[2].
Она встревоженно смотрела на меня. Глаза молодые, а лицо в морщинах. Словно девчонка маску надела. Терпеть не могу, когда в стариках сохраняется что-то молодое, – например, как у Бада, который закорешился со мной в супермаркете, он вечно жует резинку и пузыри выдувает. Проще представить себе, что он всегда был старым, чем смотреть на него и понимать, что после молодости начинается умирание.
– Алкоголь не решит твоих проблем, – объявила Бетти, нахмурившись.
– Я ничего не говорил про алкоголь. Я говорил про пиво.
– Если твой социальный работник обнаружит в доме алкоголь, девочек немедленно передадут в приемную семью. Ты несовершеннолетний.
– Мне плевать.
– Тебе все равно, что сестер отдадут чужим людям?
– Нет.
– Тогда это занятный способ показать свою любовь.
– Мне пора идти.
Я поднялся и вытащил из заднего кармана джинсов свою бейсболку «Реди-Микс Конкрит»
