– Отпусти! – охрипшим от волнения голосом прошептал Литур, слыша, как дико грохочет сердце. Ну вот, посмотрел наконец на настоящего эльфа. Но почему-то увиденное ему не понравилось. – Отпусти ее!
В ответ в темноте промелькнула белозубая улыбка, а зеленые огни под низко надвинутым капюшоном вдруг заглянули прямо в душу.
– Зачем? – вкрадчиво шепнул эльф. – Мне как раз нужны новые смертные. Желательно – двое, и ты сегодня явно лишний.
Литур вздрогнул от мимолетного прикосновения ужасающе сильных пальцев и в то же мгновение почувствовал, как из-под ног уходит земля. Увидел, как стремительно удаляется от него белое платье, как летит к ним что-то живое, но такое же беспомощное, как и он сам, – испуганное, но исполненное странной решимости и отчаянно кричащее тонким голосом:
– Отпусти ее!
Он еще успевает увидеть, как эльф стремительно оборачивается и отмахивается от вынырнувшего из темноты третьего ребенка будто от досадной помехи. Того самого, проворного и ловкого, которого Литур сегодня так и не смог обхитрить. До боли сжав кулачки, тот бесстрашно кидается на врага, но эльф играючи отшвыривает его в сторону и уже собирается уйти, но неожиданно наклоняется и несколько секунд всматривается в неподвижное лицо второго ребенка, оказавшегося ничуть не трусливее одурманенного магией мальчишки. Затем страшный пришелец наклоняется ниже, двумя пальцами поворачивает детскую голову, обрамленную пышными каштановыми волосами, с растущим удивлением заглядывает в застывшие глаза – такие же голубые, как у девочки, но вдруг удовлетворенно улыбается и одним легким движением хватает ребенка на руки.
От кустов почти сразу раздается истошный девчоночий визг.
– Надо же, как удачно, – смеется напоследок эльф, закрывая белокурой малышке рот. – Одним ударом – сразу двух зайцев. Они – именно то, что мне нужно. А значит, круг завершится полностью, и это случится скоро… с’сош! Ты еще и кусаешься?!
– Литу-у-ур… – раздается в лесу отчаянный крик.
Но совсем недолго – ровно до того мига, как тяжелая рука не ударяет ребенка по лицу. Коротко охнув, он обмякает в руках похитителя.
Спустя еще мгновение Литур вдруг чувствует, как что-то крепкое врезается в его спину, жестоко ломая кости и вырывая дыхание. Вздрагивает от удара о встречное дерево и слышит, как в груди с отвратительным звуком лопается невидимая струна. На его губах появляется соленый привкус, а потом приходит страшная боль, от которой звенит в ушах и из горла сам собой вырывается мучительный крик. И наконец наступает блаженная темнота, где нет места ни боли, ни страху, ни даже стыду, потому что мертвым стыд, как оказалось, неведом…
Потом была уютная тишина, напоенная ароматами трав, монотонным жужжанием невидимых мошек, изредка прерываемая скрипом телег и ровным покачиванием, как в колыбели. Какими-то неясными голосами, вскриками, женским плачем пополам с мольбами. Затем снова вернулся запах лечебных трав, спокойная тишина молчаливого леса, ровный шелест листьев над головой и мягкий солнечный свет, льющийся откуда-то сверху, как приятная, исцеляющая благодать.
– Литур? – Встревоженный голос отца разбил напряженное безмолвие и заставил очнуться от безразличного созерцания деревянного потолка. – Ты меня слышишь?
Литур хотел ответить, но не смог: в горле пересохло. Он попытался кивнуть, но не сумел даже пошевелиться. Голова гудела, будто растревоженный осиный рой, окружающий мир казался окутанным серым туманом, а хрипловатый голос отца доносился будто сквозь плотную вату.
