Хес швырнул дюжего парня на землю, словно нашкодившего котенка. В толпе завизжала женщина.
– Что скажешь? – рявкнул охотник.
Белобрысый захрипел, валяясь в пыли, постыдно разревелся, как маленький ребенок, и согласно закивал, признавая свою вину.
– Вставай, – от голоса Хеса у Исэйаса дыбом поднялись волосы, и ему захотелось поспешно спрятаться.
Сын старосты, шатаясь, словно пьяный, поднялся на ноги. Никто не успел заметить ни как меч покинул ножны, ни как в них вернулся. Только на штанах насильника словно сам по себе раскрылся порез, и стремительно расползлось бурое пятно.
Хес ударил ниже пояса, от кости до кости, отсекая ему мужское достоинство. Глаза у парня закатились, и он рухнул на дорогу, скребя скрюченными пальцами дорожную пыль.
Люди, на глазах у которых совершилась столь жестокая расправа, в ужасе бросились в стороны, и только староста бухнулся на колени рядом с сереющим сыном, неверяще причитая.
Хес развернулся, схватил за шкирку стоящего столбом Исэйаса и приказал:
– Развязывай, пока не опомнились, что они в большинстве.
Спасенная девушка тихо рыдала, выплескивая из себя всю боль и унижение, испытанные ею за последние несколько часов.
***
Девушку они забрали с собой. Когда перепуганный Исэйас, поминутно оглядываясь, распутал тугие узлы на посиневших руках, Хес молча подхватил ее, как мешок с костями, подождал, пока послушник сядет на мерина, и посадил перед ним, словно безвольную куклу. Впрочем, она была абсолютно безразлична к тому, что происходит.
Сам же охотник, безошибочно определив, который из домиков принадлежит спасенной, вошел туда. Спустя пару минут Хес появился с небольшой поясной холщовой сумкой, которую обычно использовали для сбора трав, и мешком, в который покидал первые попавшиеся вещи – для того, чтоб девушка могла снять с себя тряпье, на котором было больше дырок, чем ткани.
Проявлять первые признаки жизни девушка начала только к вечеру, незадолго до привала. Она, не поднимая головы, беззвучно зашевелилась, и Исэйас, смущенно поддерживающий ее всю дорогу, попытался спросить хотя бы ее имя, но спасенная упорно молчала.
Пока охотник разводил костер, а послушник расстилал походные одеяла, девушка, покачиваясь, нетвердым шагом направилась к небольшой речке, находившейся неподалеку, захватив с собой, однако, вещевой мешок. Исэйас рванулся было за ней.
– Никак топиться пошла?
– Успокойся, – остановил его Хес, косо поглядевший на скрывшуюся в зарослях кустарника фигурку.
– Зачем мы ее забрали? – полюбопытствовал Исэйас.
– Потому что, стоило нам уехать, ее в клочья бы разорвали безо всяких костров, – мрачно пояснил мужчина.
Юноша вздрогнул.
– Как ты узнал, что она не ведьма, и что все из-за того, что над ней… надругались? – сдавленно прошептал парнишка, опасаясь, что она услышит.
– Я видел уже такое, – ответил охотник.
Немного подумал, стоит ли продолжать, а потом договорил:
– Так обычно выглядели обвиненные в колдовстве девушки после ночи, проведенной в застенках пыточных Инквизиции. И ведьмами они не были. К тому же у нее были характерные ссадины на шее, да и взгляд такой никогда не спутаешь с чем-то иным.
У Исэйаса аж дух перехватило от возмущения:
– Да как ты смеешь! Наставники бы никогда… – он осекся, вспомнив, как однажды магистр Гайюс сказал ему, что практикующие колдовство – не люди, и законы людской морали к ним неприменимы.
Хес насмешливо поглядел на замолкшего мальчишку:
