Черный Барон, однако же, демонстративно пожал плечами и с демонстративным же удивлением поинтересовался у генерала, с чего это их комитет решил, что Гнездо будет взваливать на себя ассенизаторские функции? Речь Барона была краткой, очень энергичной и образной, и сводилась, в конечном итоге – естественно, при тщательном переводе ее с языка военного на язык всякого рода шпаков, помешанных на деликатности словесных оборотов – примерно к такому смыслу: вы, ребята, как сами в это самое влезли по самое это самое, так сами из этого самого и выбирайтесь… и забирайте-ка вы, мудрецы эти самые, назад к себе под землю все это самое, что вы изволили оттуда выгнать на это самое. Смысл этого экстравагантного высказывания был генералу предельно ясен, тем более что ему уже успели доложить, что львиная доля вышвырнутых из Города люмпов, всласть вкусивши на поверхности общения с воинственными аборигенами, сбежалась обратно ко входам в Город, и теперь в слезах, соплях и с раскаивательным визгом умоляет взять их обратно. А в заключение Барон язвительно поинтересовался, на кой этот самый изволил господин генерал тащиться в такую даль?.. спросил бы у Елизаветы, тут же и получил бы ответ, не сходя с места… штатская она?.. и что с того?.. у нас в Гнезде, когда надо, все военные.
Паче чаяния, в Комитете унылый доклад генерала встречен был с откровенной радостью и энтузиазмом: заверения заверениями, но отказ Гнезда вводить в Город своих силовиков был самым весомым подтверждением намерений вице-короля сохранить его в целости.
Энтузиазм продержался, однако же, очень недолго. С люмпами у городских шлюзов надо было что-то делать и решать. Из Северной шахты сыпались отчаянные донесения о скрыплах, рвущихся в путепроводы волна за волной. Санаторы еле сдерживали их, причем зарядов для огнеметов при таком расходе должно было хватить, разве что, на несколько суток.
Лиза, которую в Городе называли "госпожа Эли" – имя "Елизавета" или, тем паче, "Лиза", для неповерхностного слуха звучало очень уж дико, а "Элизабет" или "Эли" вполне себе нормально – так вот, эта самая Лиза-Эли предложила пустить против скрыплов добровольцев – интов, вооружив их нейронными лучевыми ножами.
Бюллер-старший уверял, что, по его сведениям, на складах санации такие ножи должны иметься… так, по крайней мере, ему самому докладывали таможенные службы, занимавшиеся контрабандой. Но тактика использования нейронных ножей в борьбе со скрыплами была еще не разработана, а показавшаяся вначале такой перспективной идея создать для этой борьбы отряды интов на проверку оказалась безнадежной чушью… о чем и доложил генералу Макс Гронкс, успевший за это время дослужиться уже до капитана.
– Что значит, невозможно обучить? – ревел господин Жарко-второй, потрясая кулаками над головой новоиспеченного капитана. – В цирке крыс дрессируют!.. элефантов!..
– Так то элефанты, – мялся и вздыхал Гронкс, уверяя генерала, что обучение поручено самым-самым, что у него сейчас на этом деле и Дюбель, и Банзай, и даже сам Стратег подключен, да вот – поди ж ты… и, в конце концов, предложил господину генералу убедиться лично.
Зрелище оказалось, и в самом деле, не для слабонервных. Душераздирающее оказалось зрелище.
На тренировочном полигоне училища санации в чем-то, отдаленно напоминавшем воинский строй, стояло около полусотни самых омерзительных шпаков, на которых кто-нибудь когда-нибудь зачем-нибудь сподобился натянуть военную форму. Вид этот самый "строй" имел такой, будто каждым входившим в него индивидуумом некто только что старательно драил полигон, а оный индивидуум оному процессу противился изо всех наличных … не то чтобы сил – откуда у инта взяться силам? – но силенок. Рожи у всех присутствующих были красные и усталые, а у бывших курсантов, а ныне офицеров-наставников еще и разъяренные.
