Было ли так задумано самим проклятым владыкой, или же мудрая природа сама изобрела столь гнусное ограничение для потомков Изиара, доподлинно неизвестно. Но именно по этой причине у темного владыки не бывало возлюбленных – ни один здравомыслящий мужчина не желал бы такой участи для любимой женщины. По этой же причине у него всегда было только двое сыновей – большего количества женских смертей Темный лес просто не мог себе позволить. Поэтому же потомки Изиара обладали столь мощной аурой. Поэтому же Л’аэртэ на протяжений многих тысячелетий сохраняли главенствующие позиции среди своих сородичей. И так было испокон веков. Да, существовали второстепенные ветви, в которых из века в век рождались хранители, тоже способные призывать Огонь Жизни, но такой силы, как у представителей правящего дома, они не смогли бы достичь и через тысячи лет.
С этим проклятием Таррэн уже смирился и, как ни странно, сумел его обойти. Но было в некогда прочитанных им хрониках кое-что еще. Еще одну оговорку, оставленную на память потомкам владыки Изиара. И называлась она Уходом.
Испокон веков каждому, кто вступал на темный трон, была отмерена великая сила, заключенная в крови и той магии, что она с собой несла. Каждому владыке было необходимо оставить наследников, чтобы род не прервался, а накопленная за века магия не пропала бесследно. Каждому было велено хранить народ эльфов, и отпускалось на это достаточно времени: примерно два тысячелетия. А после этого… мало кто знает, что именно заключал в себе Уход. Однако двухтысячелетний рубеж до сих пор не перешагнул ни один из прямых потомков Изиара. Едва приближалась роковая дата, как полные силы правители эльфов начинали без видимых причин угасать и терять магическую силу – ровно до тех пор, пока она окончательно не иссякала. Вместе с жизнью. От этого не было спасения, здесь не помогала магия, оказывались бесполезными целебные травы. За долгие девять эпох после смерти Изиара перворожденные испробовали все, но результата не достигли: их могучие владыки один за другим уходили из жизни, освобождая место своим молодым сыновьям.
Таррэн знал об этом, но прежде не придавал значения, потому что сперва не считал себя тем, кто сумеет дотянуть до этого немыслимо далекого срока. А потом был безумно счастлив тем, что имел, и не собирался упускать ни одного дня своей новой, потрясающе насыщенной жизни, в которой теперь была Белка и подаренное ей счастье. Жизни, в которой нашлись верные друзья, Траш с Каррашем, послушный его воле лес и все остальное, о чем можно было только мечтать. Отца он всегда считал достаточно молодым для дальнейшего правления: двадцать лет назад владыка Тирриниэль едва перешагнул тысячелетний рубеж. Казалось бы, он должен был еще долго здравствовать и присматривать за своим народом… а тут – это послание, в котором отце подробно описывал несомненные признаки скорого угасания.
Трудно сказать, когда темный владыка заметил грозные симптомы. Может, год назад. Может, и все десять. Для почти бессмертного мага такая малая разница не имеет существенного значения. Но раз он решился нарушить почти двадцатилетнее молчание и обратился напрямую к предателю-сыну, значит, действительно испробовал все, что мог. И, значит, времени осталось не слишком много.
«Вот только что это дает? – Таррэн прикрыл потяжелевшие веки. – Трон – однозначно нет. Это не для меня и Белка никогда не покинет пределы. Траш тоже будет неуютно, да и нельзя мне быть вдалеке от нашего леса – Лабиринту нужен хозяин. Тогда зачем возвращаться? Чтобы увидеть его смерть? Позлорадствовать? Мне это тоже не нужно. Тогда что? Опять предстать перед советом старейшин, отказаться от трона снова и тем самым причинить отцу еще большую боль?»
