– Иттираэль…
Старший хранитель, зайдя внутрь, небрежно кивнул.
– Так что со смертным? Живой?
– Без изменений.
– Все еще сопротивляется?
– Да. Но в себя не приходил ни разу.
– Плохо. А девчонка?
Аттарис внутренне напрягся, уловив интерес собрата к своей необычной гостье, и заметно встревожился. Не нравилось ему это: Иттираэль редко проявлял интерес к смертным, а о Милле за последнюю неделю спросил уже трижды. И все время таким же делано-отстраненным тоном, который появлялся у старшего хранителя, когда он задумывал нечто сомнительное. Но вставать у него на пути – смертельно опасное занятие. Перечить вслух – еще опаснее, а противостоять в открытую магу его силы мог только полный безумец. Все знали, что старший хранитель лишь немногим уступал в силе владыке Тирриниэлю. А нрав имел такой, что даже непосвященным становилось понятно: Изиар мог по праву гордиться таким потомком.
– Приходила сегодня, – осторожно ответил лекарь, чувствуя, что ступает по тонкому льду недомолвок.
Иттираэль внимательно посмотрел на собрата, будто что-то подозревал, и тот напрягся еще больше: тяжелый взгляд почти тысячелетнего мага пронзал насквозь не хуже иного меча. Мог сломать волю, парализовать и выпотрошить, как травяной мешок – быстро, умело и абсолютно безжалостно.
– Ты заметил разницу? Аура изменились? Он хоть как-то отреагировал?
Аттарис склонил голову в жесте уважения, старательно пряча за длинной челкой выражение глаз.
– Взгляни сам.
– Я спрашиваю у тебя, равный! Что с ранами? Ты добрался до его разума?
– На данный момент я не вижу разницы, – бесстрастно ответил Аттарис, с неподдельным удовольствием подметив раздражение в глазах собеседника. Небольшая месть за это презрительное «равный» – вполне осуществимая задача для немолодого, но неглупого целителя, которому никогда не подняться выше достигнутого сто лет назад потолка. О нет, никакой лжи – одна только сущая правда, ведь на данный момент отличий в ауре действительно не было. Она стала такой же бледной и размытой, как вчера, позавчера и много-много дней до этого. Выглядела слабой, нетронутой и безжизненной. Никаких всплесков там нет и в помине, хотя парой минут раньше… но старший ведь не спрашивал конкретно. А значит, у Аттариса было полное право не распространяться об этом незначительном отклонении.
Пусть-ка поломает голову, ллер высокородный сноб!
Иттираэль поджал губы и, на пару мгновений склонившись над смертным, знакомым жестом провел рукой по воздуху, считывая чужую ауру и то, что было скрыто под ней. Но убедился в том, что за последние дни она ничуть не изменилась. После чего выпрямился, ожег смиренно сложившего руки собрата недовольным взором и вышел.
Аттарис незаметно перевел дух.
Опасно играть в эти игры, не имея на руках достаточного количества козырей: Иттираэль сомнет и не заметит, если почует малейшее неповиновение. Для него имеет значение лишь одно – безоговорочное подчинение древнего роду, к которому вели его собственные корни, и родовому дракону, осеняющему этот мир своими черными крыльями. А на все остальное хранитель мог запросто наплевать. Даже на жизнь сородича. Потому-то и носил за глаза меткое прозвище Нетопыря. И, как все остальные, он просто жаждал узнать, откуда взялся юный Тир, сумевший всего в долю мгновения смутить умы эльфийских старейшин и одним движением перечеркнуть все планы владыки Тирриниэля. Как неожиданным появлением в лесу, так и своими спутниками, из которых только на смертного не распространялась защита эльфийского правителя.
