Почти сразу после открытия поместья появился разъярённый до полной невменяемости крёстный. Как оказалось, про купол он ничего не знал и думал, что с нами что-то случилось. Когда умер Казимир, ничего подобного не было. Ещё одно доказательство никчёмности моего биологического отца. Как будто мне других мало. И правда, зачем напрягаться и разворачивать купол скорби, если об умершем никто особо и не скорбит? Поэтому никакого купола в тот раз не было, и сейчас Слава просто с ума сходил от беспокойства из-за невозможности попасть к нам. Правда, зачем ему это было нужно, я спрашивать постеснялся. Либо мы были ему небезразличны, либо он преследовал какие-то свои цели.
Но как же крёстный с порога завёлся. Я даже пожалел, что у нас в поместье нет видеокамер. Вот бы снять творящееся в гостиной безобразие. И потом показывать, за деньги, естественно, как всегда, спокойный директор школы Вячеслав Викторович Троицкий устраивает образцово-показательную истерику. Обычно Слава бывал сдержан, вежлив и всегда находил место дипломатии. Сейчас же он кричал, в основном матом, наворачивая при этом круги по гостиной, брызгал слюной и яростно жестикулировал. А с пальцев дрожащих рук и даже с волос прямо на ковёр сыпались искры.
Мы с матерью равнодушно смотрели на носящихся слуг. Натренированные мной, они вполне успевали вовремя потушить начинающийся пожар. Лично я надеялся только на то, чтобы крёстный не сжёг дом. Но мешать ему заниматься пироманией я не рисковал.
Похоже, я действительно ему небезразличен. Можно даже сказать с уверенностью, что он меня любит. Теперь это действительно понятно, потому что до этого я не знал наверняка, потому что даже Лазареву не дано читать других Тёмных. Наблюдая за этим бегающим сгустком энергии, я даже слегка улыбнулся и тут же удивился: оказывается, мои лицевые мышцы ещё способны это делать. Я закрыл глаза и в мой мозг, наконец, начал поступать смысл слов, которые пытался до меня донести Слава.
–… И вообще, вы о чём думали, а? Я чуть не свихнулся, долбясь каждый день об эту чёртову стенку, которую я, при всём своём желании и мастерстве, так и не смог сломать! – я только пожал плечами, садясь на диван. Рядом со мной тут же улёгся Гвэйн, положил голову мне на колени. Всё это время я его почти не видел. Он не мешал мне своим присутствием, ведя себя очень деликатно.
В этот самый момент в дверь постучали. Я даже не пошевелился, оставаясь сидеть на диване, я прирос к нему, поглаживая Гвэйна по голове. Вошедший дворецкий протянул мне несколько писем.
Одно из них оказалось от представителей крупнейшего банка нашей республики. «Первым Имперский Банк». Он существовал ещё со времён Империи, и ни у кого не хватило смелости после её падения, настоять на том, чтобы название сменилось на более подходящее. Это был банк Семьи и ближайшего окружения Лазаревых. И с тех самых пор он так и ведёт дела Древних Родов. Стать его клиентом было практически невозможно. И быть просто обеспеченным человеком для этого недостаточно.
В письме, присланном неким Артуром Гавриловичем Гомельским, настоятельно рекомендовалось Дмитрию Александровичу Наумову, мне, то есть, явиться в «Первый Имперский Банк» для вступления в наследство. Точно, меня же Саша официально усыновил. Странно, что сейчас вокруг дома ещё не кружат его дальние родственники, чтобы урвать хотя бы кусочек от почти неприличного состояния Наумовых.
