Ренамир сделал пару шагов около стонущего отца и сказал:
– Кай часто говорил мне, что я забываю правильно ставить ноги. Теперь я понял, от кого это унаследовал. И знаешь, отец… Это последний твой порок, который остался во мне!
Ренамир подошёл ближе к Дивину, и тот, сперва изобразив увядание, вдруг приподнялся и махнул мечом по ногам сына, но тот ловко подпрыгнул над клинком, сапогом прижал вооружённое запястье Дивина к земле и вновь взялся за свой меч. Лицо лорда меняло своё выражение ежесекундно: с притворной слабости на гнев, а затем на ужас. Его глаза смотрели на пальцы бледной руки сына, которые вновь обхватывали рукоять, возвышающуюся над ним и слегка шатающуюся от его неосторожных движений – Дивин понимал, что это конец. Ренамир выдернул оружие из торса отца и, брызгая кровью, провёл его над собой в противоположную сторону, а затем с полного размаху снова вонзил ему в грудь.
– Умри же… мой ненавистный предок, – сказал новый лорд Геллерхола и ещё минуту сидел над телом Дивина, осмысливая свою победу.
Это кровопролитие закончилось праздником и объявлением больших перемен на этой же самой площади. Ренамир не удостоил отца нормального захоронения, вместо этого он приказал отправить тело Дивина в море на рыбацкой лодке, одетое в одни лохмотья. Кайсгарт с гордостью и восторгом делил победы друга в этот и все последующие дни. Его отношения с Ренамиром были уже куда ближе к братской связи, нежели дружеской: они делились всеми тревогами, защищали друг друга и даже в спорах сохраняли трезвую голову. Ренамир уважал их различия и считал, что не найдёт себе лучшего защитника и советника, чем Кайсгарт – ведь просить совета у того, кто с тобой во всём солидарен, бессмысленно, а выросшее в замке дитя улиц видело жизнь со всех сторон. Так мальчишка по имени Кай превратился в личного стража лорда, а те, кто прежде называл его «Щенком», были бесследно уничтожены или изгнаны из Геллерхола уже за следующий год.
Ренамир учредил новые мастерские и солдатские школы, избавил город от всей крупной и организованной преступности, но налаживать отношения с соседними провинциями не спешил. Многие в городе шептались о том, что молодой лорд рано или поздно устанет от вечных перемен, спокойно сядет на трон и постепенно превратится в своего отца. Но этого не произошло.
Прошло ещё несколько лет, репутация Ренамира стала близка к статусу лучшего правителя за всю историю провинции, но советники и бывшие наставники никак не могли понять, почему молодой лорд озабочен только благополучием Геллерхола и пропускает большую часть общих собраний в Зале Совета в Никантире. Остальных правителей Верувины тоже это крайне озадачивало. Вскоре ответ пришёл к людям сам собой: начался сбор войска. Вопреки общественным догадкам и слухам, Ренамир не собирался силой захватывать всю возможную землю, он использовал армию лишь как рычаг давления, как запугивающий фактор. Это сработало в Астендайне, где лорд был незамедлительно казнён за свои худшие качества. Вместо него Ренамир оставил своего доверенного наместника, указания на ближайшие полгода и двинулся дальше. Крохотный город охотников, Кетнир, тоже сдался, осознавая свою беспомощность перед лицом растущей армии с обелиском на знамёнах.
Следующим был Никантир, самый большой и политически важный город Верувины, где как раз и располагался Зал Совета, прежде собиравший в себе всех лордов от северного до южного берега. В армии распространялось убеждение, что город Ренамиру не по зубам и молодой полководец зря нарывается. Осадный лагерь простоял у стен Никантира около месяца, а затем с башен вдруг свесились знамёна осаждающей армии. Никто даже не успел понять, что произошло, а Ренамир, как оказалось, всё это время подсылал способных людей, чтобы распространить выгодные ему слухи и уничтожить весь командный состав местного гарнизона, а лорда изолировать в цитадели. Сражаться почти не пришлось, в бой бросились лишь самые отъявленные патриоты этой земли, но их быстро остановили.
