– Уж не ты ли преградишь мне путь?
– А если я?
– А силенок хватит?
Серьезного сопротивления Пелагея оказать не могла, но дров наломать – вполне, а потому Иван спокойно и веско дал старухе понять, кто контролирует ситуацию. Что могла противопоставить ему простая деревенская баба? Мощный удар скрутил ее невнятные заклинания и унес, как злой осенний ветер уносит желтые листья. Следующий удар закупорил магическую энергию внутри старухи, а затем осторожно, очень осторожно, развеял ее в дым, лишая Пелагею силы.
Иван перевел невозмутимый взгляд на раскрытую Библию:
– Перестань гневаться и оставь ярость; не ревнуй до того, чтобы делать зло.
Ибо делающие зло[2] истребятся, уповающие же на Господа наследуют землю. – Он посмотрел на старуху. – Видишь, Пелагея, несмотря на все зло, что ты причинила этим людям, я стремлюсь сдерживать свой гнев, ибо верю в раскаяние твое. Ты еще можешь вернуться на указанный Им путь.
Ведьма вздрогнула, отвела глаза и хмуро проворчала:
– Ты хорошо спрятал свою силу, монах. Я не почуяла.
– А ты и не должна была, – жестко ответил Иван.
– Зачем ты пришел? Я живу здесь всю жизнь, я знаю этих мужиков с тех времен, когда они бегали на реку сопливыми пацанами. Это моя земля и мое дело.
– Меня позвали, – объяснил проповедник. – Позвали, потому что ты забыла, что живешь на этой земле, а не правишь ею. Потому что ты забыла, что с силой твоей мы мириться будем только до тех пор, пока она не употребится во зло.
– А не боишься, что на тебя управа найдется?
– Ты не раскаялась?
– Мне просто интересно, – с осторожной дипломатичностью ответила старуха. – Ты же понимаешь, о чем я говорю?
– Понимаю, – кивнул Иван. – Но пойми и ты, ведьма: ТОЛЬКО истинная вера творит истинные чудеса. То, о чем ты спрашиваешь, не от Бога, и со мной бороться им не следует.
– Инквизитор.
– Проповедник, – спокойно поправил ее монах. – Я несу слово Божие и укрепляю у людей веру в Него. Нет в моей руке меча, ведьма, но есть право на суд Его.
– Милостивый суд? – Старуха с надеждой посмотрела на отца Ивана. С надеждой и со страхом, отчаянно боясь увидеть в глазах проповедника зарево очистительного огня.
– Справедливый.
Озадаченные мужики подтянулись к забору.
– Это… – Федор неуверенно посмотрел на монаха. – Я не знаю, почему мы не пошли…
– В сомнениях пребывает идущий, но надо найти в себе силы преодолеть их на пути к истинной вере. – Отец Иван благожелательно оглядел мужиков. – Откройте свою душу, укрепитесь в вере, и сила Его любви поможет вам прожить праведно и не ошибиться.
Полицейский с облегчением понял, что до смертоубийства дело не дойдет. Но ведьма! Ведьма явно перепугалась! Что же сделал старый монах? Капитан откашлялся.
– В общем, так…
– Пелагея признала свою вину, – не обращая внимания на полицейского, продолжил отец Иван. Его пронзительные глаза устремились на поникшую ведьму. – И просит снисхождения. Она раскаивается… Так?
Старуха кивнула.
– Она заплатит Федору штраф в размере стоимости трех коров и еще десятую часть этой суммы передаст на нужды районной детской больницы. – Монах помолчал. – А епитимья, Пелагея, тебе будет такая: до начала зимы ты должна отправиться на богомолье в Троицу и там замолить свои грехи перед Господом. И еще месяц работать, где тебе монахи укажут.
– Да.
Проповедник развернулся и двинулся назад сквозь почтительно расступившихся мужиков, но напротив Григория остановился.
