– Два дня назад в Кунцевском парке было обнаружено тело Пашковской Дарьи Александровны. В тот день она звонила Вам дважды, и, в принципе, Ваш номер несколько раз отразился в «недавних звонках». Видимо, в последнее время вы с ней часто общались?
Ощущение пустоты в невесомой, как ореховая скорлупа, голове, до этого появлялось в моей жизни лишь однажды: когда Макс сказал, что нам «нужно расстаться». Теперь оно настигло меня вновь, оглушив и лишив способности реагировать на внешний мир. А затем в пустую голову хлынула волна ужаса, заставившая съежиться на сидении, вцепившись пальцами в собственные колени.
– Но это… это же невозможно!.. Она же…
Швецов лишь молча смотрел на меня ничего не выражающим взглядом.
– А как же ребенок?!
Это слово как будто надломило меня: неверие отступило на второй план, и осталась лишь тоска. Не будет рыжего (вопреки Дашиным объяснениям я всегда представляла его рыжим) круглощекого младенца, не будет усталой, но счастливой Даши, рассказывающей о его попытках есть, ползать, сидеть. Не будет детских фото в инстаграм, не будет нарядного торта с одной свечкой… Слезы хлынули у меня из глаз, и вместе с ними выплеснулись наружу эмоции, которые мозг не в силах был «переварить» без внешних проявлений.
– Я отвезу Вас домой, – раздался далекий голос. Машина тронулась, но ее перемещения я воспринимала лишь как мелькание световых полос, прорезающих салон и порой слепящих глаза. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем ко мне вернулась способность думать, но, видимо, довольно много. К тому моменту, как я стала реагировать на окружающий мир, за окнами уже разворачивались знакомые пейзажи Парковых улиц.
– А что с ней произошло? Несчастный случай? Хотя подождите: Вы же следователь. Ее что?.. Убили? Как?
– Удар тяжелым тупым предметом по голове. – Ответил он бесстрастно и добавил, предвосхищая мой вопрос. – Орудие преступления рядом не обнаружено.
Я молчала, тщетно пытаясь избавиться от картины, возникшей в моей голове: роскошные Дашины волосы с запекшейся на них кровью возле некрасивой, вдавленной раны. Меня довольно часто укачивает в машине, но в тот раз приступ тошноты был, видимо, вызван другим.
– Простите, мне надо выйти! – как только мы остановились на светофоре, я начала судорожно дергать ручку двери.
Швецов меня понял правильно:
– Две минуты, я сверну с трассы и остановлюсь.
Он сдержал слово (это было в его интересах не меньше, чем в моих) и остановил машину в каком-то темном проулке. Опираясь рукой на ствол дерева, я склонилась над травой. Я мало ела в тот день, но тело мое, казалось, яростно расставалось со всем, съеденным за последний месяц. Лишь когда я уже едва держалась на ногах, желудок начал потихоньку успокаиваться.
– Не хотите зайти? – С надеждой спросила я Швецова, когда мы подъехали к дому. – Вы же собирались со мной поговорить, наверное, спросить о чем-то. – Мне не слишком хотелось отвечать на его вопросы в тот вечер, но я не могла откровенно сказать ему, что приглашаю в дом незнакомого человека, потому что боюсь остаться одна. Он согласился, не проявив особого интереса, но и настаивать мне не пришлось. Швецов устроился за кухонным столом и молча наблюдал, как я перемещалась по кухне, заваривала чай, расставляла чашки и безуспешно рылась в шкафчиках, пытаясь найти какие-нибудь конфеты или печенье.
– Вы были близкими подругами? – спросил он, когда я, наконец, угомонилась и присела напротив него на краешек стула.
