Письма были обрывочными, но тревожными. В них упоминались встречи в темных переулках, в ночных парках и заброшенных особняках. Один из текстов прямо говорил о реликвии, которую профессор пытался заполучить для своих исследований. Прочитав несколько строк, Ланской почувствовал, как по спине пробежал холодок. Эти строки, написанные нервной рукой, как будто предупреждали о грядущей опасности, как будто сам автор понимал, что вторгся в запретную область знаний.
– Эти письма… они были у него давно? – спросил Ланской, поднимая глаза на Софью.
– Да, – коротко ответила она, избегая его взгляда. – Он никогда не рассказывал мне всех деталей, но я знала, что это что-то… запрещенное. Он говорил, что мы не можем обсуждать это ни с кем, что это слишком опасно.
Софья замолчала и снова повернулась к бюро. На этот раз она достала из него маленький предмет, тщательно завернутый в темную ткань. Развернув его, Ланской увидел старинный медальон. Это был небольшой, массивный кусок металла, покрытый темными, словно выгоревшими от времени, символами. Они были едва различимы, но каждый из них, казалось, имел определенный смысл, значение которого было скрыто под слоем вековой таинственности.
– Это принадлежало моему мужу, – сказала Софья, голосом, полным сомнений и легкого страха. – Он был уверен, что это часть древней реликвии. Он называл его… ключом.
Ланской взял медальон и осторожно рассмотрел его, ощущая холод металла, пропитанного историей и загадками. Медальон действительно казался необычным. Символы, покрывавшие его поверхность, были похожи на те, что он видел в записях профессора, но теперь они складывались в целый рисунок, непонятный, но завораживающий. Ланской не сомневался: это действительно часть реликвии, которую профессор пытался исследовать.
– Софья Павловна, я понимаю, что для вас это нелегко, – сказал он, возвращая медальон. – Но, возможно, у вас есть еще что-то, что может помочь мне понять, с чем имел дело ваш муж?
Софья вновь замялась, как будто борясь с внутренним страхом, но затем кивнула. Она подошла к шкафу и открыла его, вытаскивая небольшой дневник, обернутый в темную кожу. Открыв его, она начала перелистывать страницы, показывая Ланскому рукописи и записи, которые профессор вел в последние месяцы своей жизни.
– Этот дневник… он содержал все, что он думал о своих находках. Но предупреждаю вас: я не успела прочитать его целиком. И… что-то в этих записях заставляет меня чувствовать, что лучше было бы не знать.
Ланской, испытывая противоречивые чувства – как тягу к разгадкам, так и ощущение опасности, – осторожно взял дневник. На страницах дневника профессор оставил множество записей, включая зашифрованные тексты и символы, которые явно принадлежали к системе, известной только ему. Некоторые строки были подчеркнуты, а внизу стояла пометка о том, что реликвия является «ключом к последней тайне Черных Хранителей». Эти слова стали последней загадкой, которой профессор занимался до самого конца.
– Спасибо, Софья Павловна, – тихо сказал Ланской, понимая, что в его руках оказались ключи к разгадке судьбы профессора. – Я буду бережно относиться к этим вещам и постараюсь выяснить, кто или что стояло за его смертью.
Она молча кивнула, снова отворачиваясь к окну, где дождь все так же бил по стеклу, как если бы вся природа скорбела о потере. Ланской, поднявшись, осторожно убрал письма и медальон в карман, понимая, что в этом доме остается еще много недосказанного.
