– Кто это сделал? – спросила ошеломленная Франсуаза.
– Об этом никто не должен знать, – вплелись в ее вопрос слова Мэтью.
– Всего-навсего шрам, – поспешила сказать я, вставая на защиту собственной спины.
– Кто-то клеймил вас знаком семейства де Клермон, – не унималась Франсуаза. – Милорд пользуется этим знаком.
Я ощутила приступ тошноты, вспомнив ночь, когда другая ведьма клеймила меня как предательницу.
– Мы нарушили завет, – призналась я. – А это – наказание, полученное от Конгрегации.
– Так вот почему вы оба здесь, – усмехнулась Франсуаза. – Завет с самого начала был глупой затеей. Филиппу де Клермону ни в коем случае нельзя было на него соглашаться.
– Завет оберегал нас от людей, – сказала я.
Я не питала особой симпатии ни к этому соглашению, ни к девяти членам Конгрегации, настоявшим на его введении, однако века существования завета доказали его неоспоримый успех. Он помогал существам иной природы прятаться от опасного внимания людей. Пункты древнего соглашения запрещали демонам, вампирам и ведьмам вмешиваться в политические и религиозные дела людей, а также запрещали межвидовые союзы. Ведьмам, вампирам и демонам предписывалось строить отношения только внутри своего круга. Влюбляться в «чужих» и тем более вступать в межвидовые браки запрещалось.
– Оберегал? – переспросила Франсуаза. – Только не думайте, мадам, что здесь вы в безопасности. Никто из нас так не считает. Англичане – народ суеверный. На каждом кладбище им мерещатся призраки, и ведьм они видят возле каждого котла. Конгрегация – это все, что стоит между нами и полным уничтожением. Вы поступили благоразумно, решив искать убежища в этом доме. Поторопитесь, вам еще надо одеться и спуститься вниз.
Франсуаза помогла мне выбраться из ночной рубашки, затем подала мокрое полотенце и блюдо с чем-то липким, пахнущим розмарином и апельсинами. Мне было странно, что со мной возятся, как с маленькой, однако я знала: аристократов, к которым принадлежал и Мэтью, в эту эпоху мыли, одевали и кормили чуть ли не с ложки. Пьер подал хозяину чашу с подозрительно темной жидкостью, которая вряд ли была вином.
– Мадам не только ведьма, но еще и fileuse de temps? – тихо спросила Франсуаза.
В переводе это означало «прядильщица времени». Услышав незнакомый термин, я представила множество разноцветных нитей, вдоль которых мы двигались, чтобы попасть в нужный отрезок прошлого.
– Так оно и есть, – кивнул Мэтью, поглядывая на меня и потягивая жидкость из чаши.
– Но если она явилась сюда из другого времени, это значит… – Франсуаза не договорила. У нее округлились глаза. Затем ее лицо приняло задумчивое выражение.
Должно быть, тот Мэтью говорил и вел себя по-другому.
«Франсуаза заподозрила, что к ним явился совсем другой Мэтью», – догадалась я. Меня охватила тревога.
– Нам достаточно знать, что мадам находится под защитой милорда, – довольно грубо произнес Пьер, и в его тоне отчетливо звучало предостережение. – А что́ это значит, нас не касается, – добавил он, подавая Мэтью кинжал.
– Это значит, что я люблю Диану, а она любит меня, – сказал Мэтью, выразительно глядя на слугу. – Что бы я ни говорил другим, это правда. Понятно?
– Да, – ответил Пьер, хотя его тон предполагал обратное.
Мэтью вопросительно посмотрел на Франсуазу. Та поджала губы и угрюмо кивнула.
Внимание служанки сосредоточилось на моем туалете. Франсуаза закутала меня в плотное льняное полотенце. Она, конечно же, увидела и другие отметины на моем теле, полученные в тот нескончаемый день моего поединка с ведьмой Сату. Были и шрамы, полученные уже позже, однако Франсуаза больше не задавала никаких вопросов. Усадив меня на стул возле очага, она принялась расчесывать мои волосы.
