– Неужели нельзя было подождать до утра? Зачем так поздно тревожить пациентку отделения?
Стоя прямо перед врачом, Глеб заложил руки за спину:
– Она сама мне позвонила и просила срочно подъехать! Я совершенно не могу представить, в чем дело! Но уверен, что от нечего делать она бы мне не звонила и тем более не попросила бы приехать! Может быть, вы что-то поясните?
Растерянно оглянувшись на медсестру, которая замерла у него за спиной, Ганилевский как бы передавал ей вопрос Глеба. Сам он ничего не мог объяснить. Но и медсестра опустила глаза, только едва выдохнула:
– Не знаю. В палате все тихо. Все спят.
– Ну что ж, коль вы уже пришли, – выдавил из себя врач, – я могу провести к палате, чтобы вы убедились, как она спит.
– Ну а если не спит, – вставил Глеб, – тогда поговорю с нею самой. Надеюсь, вы не станете возражать?
Снова посмотрев на медсестру, Ганилевский безразлично пожал плечами.
– Впрочем, – продолжил Глеб, – даже если Дригорович спит, то придется разбудить. Я не могу уехать, не услышав ее.
Сделав паузу, Ганилевский сунул руки в карманы халата, произвел движение головой и шагнул по коридору:
– Пройдемте в девятую палату, – и распорядился медсестре: – Загляните. Спит или нет? Она не только нам покоя не дает, но и другим людям.
Медсестра быстро засеменила, опережая их, торопясь к девятой палате. Глеб не понял, что означал отзыв Ганилевского о Римме, но переспрашивать не стал, надеясь, что скоро все само собой выяснится. Шагал рядом с врачом, безмолвствуя.
Смотря в потолок широко открытыми глазами, Римма лежала на кровати. Глаза уже привыкли к темноте, различали вверху темную люстру и серые блики от ночных уличных светильников, проникающие через окно. Тихо приоткрыв дверь палаты, медсестра впустила Ганилевского и Корозова. Полоса света из коридора упала на Дригорович. Она повернула лицо. Увидала Глеба, сразу оживилась. Глаза заблестели. Не обращая внимания на врача и медсестру, радостно воскликнула:
– Я тебя ждала! – и торопливо пояснила Ганилевскому: – Я ждала его. Я ему звонила. Просила приехать!
– Да уже знаю. – Валентин нескладно пожал плечами, явно не понимая, к чему все это было нужно.
По взволнованному лицу Риммы волной пробежал эмоциональный всплеск. Она сбросила с себя одеяло, обнажив грудь, без стеснения села, нашла ногами тапочки, сунула в них ноги и потянулась за халатом, лежавшим на стуле. Потом встала на ноги, не обращая внимания на отозвавшуюся несильную боль в ране, надела халат, запахнула его, посмотрела на Глеба:
– Мне очень надо поговорить с тобой! – И пошла мимо врача и медсестры к дверям.
Больные на других кроватях зашевелились, раздались удивленные возгласы. Медсестра уставилась на врача, но тот махнул рукой:
– Пошли. Пусть поговорят. – И двинулся к двери следом за Риммой, увлекая за собой медсестру.
Отступив чуть, Корозов пропустил к двери Римму, врача и медсестру, и вышел последним, прикрыв дверь палаты. С Риммой отошел дальше по коридору, провожаемый взглядом медиков. Дригорович остановилась, заглянула в лицо Глебу:
– Мой звонок, наверно, показался тебе неестественным! Не возражай, я знаю, что я права! И я бы на твоем месте так восприняла! Но я не знаю, почему именно тебе решила позвонить! Я чувствую себя совершенно здоровой, Глеб, а врач все не выписывает меня. Это странно. – Она развела руки в разные стороны; полы халата разошлись, открывая ее грудь.
