– Совершенно верно.
– Ты знаешь… – начала Адель, уже по-свойски перешагнув через Олдена и совершенно не раздумывая, нащупала через кофту, вышедшую из суставной сумки кость. – Всё это мне напомнило «Смерть ей к лицу». Помнишь такой фильм?
– Да. – усмехнулся Олден, кивая.
– Не ожидала, что увижу подобную картину вживую. – она потянула его за руку, как заправский ортопед, и нажала на кость до характерного звука.
– Я тоже не ждал, что окажусь на месте Мэрил… или Голди. – хмыкнул тот.
– Мэрил, Голди и Олди…. Звучит, как название какой-нибудь кантри группы. – буркнула себе под нос Адель.
– Не так сложно, правда?
Адель кокетливо улыбнулась и сказала:
– Мне так нравится твоё шотландское «ррр». Зачем ты его прятал?
Подобное замечание вогнало Олдена в некоторый ступор. Ведь за всё то время, что он прожил в Канаде, его акцент был старательно низложен. Как, в общем-то, и всё, что могло напомнить о его корнях, выдать того, кем он являлся на самом деле. Какое еще «ррр»?! О чем она говорит? Он пообещал себе последить, прислушаться…. Неужели эти два месяца на родине так сильно его изменили?
– А что с шеей будем делать?
– Я сам, не волнуйся. Тебе не придется.
– Успокоил. – хмыкнула Адель. – Ну ты как?
– Порядок. Не пойму только, что с правой рукой… – он спокойно сел, посгибав ноги в коленях и повращав стопами, а потом аккуратно стащил кофту, оставшись в одной черной футболке.
Адель чертыхнулась.
Да, простым вывихом здесь не обошлось. Всё предплечье было фиолетового цвета, а сквозь кожу торчала сломанная кость с острыми, словно средневековая корона, резцами.
– Боже! – ахнула Адель, в который раз удивляясь, почему Олдену не больно. Может, это шок какой-то?..
– Спокойно, всё будет хорошо. Просто обработаем рану, чтобы не было заражения, и наложим шину.
С этими словами Олден подкатил к себе трость и осторожно поднялся. Если бы не лебединая шея, свернутая на бок, он бы выглядел, как прежде.
– Сходи в подвал, Ади. Там среди вещей моего отца, можно подобрать что-нибудь, что послужит шиной. – он указал на перекошенную голову. – От меня всё равно мало толку. Поняла?
– Да. – ответила та, не понимая, откуда в ее друге берется это спокойствие.
– А я принесу бинт.
Та устало кивнула и устремилась к лестнице, ведущей в подвал. Нервное напряжение потихоньку сходило, и наваливалась пустота, как это обычно происходит. Всё это было дико и жутко. Странно донельзя. Вообще-то Адель с удовольствием приняла бы за правду любой бред, лишь бы шея Олдена вернулась на место, но в больницу всё равно надо, и лучше поскорей убраться отсюда. Вдруг вернутся те, кто сделал это с Олденом? На воров не похоже, скорей всего люди какого-нибудь ростовщика. Адель пообещала себе подумать над этим вопросом чуть позже, а сейчас надо бы сконцентрироваться на другом.
Она уже бывала в этом подвале, в основном, чтобы взять бутылочку виски или вина с большого дубового стеллажа, покрытого морилкой, но она никогда не касалась вещей отца Олдена. Это было под негласным запретом, что ли. Словно алтарь забытого всеми языческого Бога, которому поклоняется и служит последний и самый верный адепт. В тот единственный раз, когда Олден показывал дом и спускался сюда с Адель, она увидела слезы, стоявшие в его глазах. Поначалу в это не хотелось верить, всё-таки Старик не похож на плаксу, но слезы душевной боли нельзя сдержать, внутри всё сжимается, и ком неподъемного веса подкатывает к горлу. Мы всегда знаем об истинном положении вещей, просто иногда обманываем себя, убеждая, что всё в порядке. Так поступила и Адель, решив не лезть в душу, да и правильно, ведь Олден не стал бы рассказывать об отце. Одно ясно – тот умер, а боль осталась навсегда.
