– Сыночек! – воскликнула она. – Это правильно ты. Всякая девка для своего жениха родится. А ты свою не отыскал еще, не отыскал… Такую ли тебе надо! Они, Никулины-то, вечно щи лаптем хлебали…
– Ну, понесла… – недовольно буркнул Митька.
– Может, помочь тебе… распутаться с Зинкой? – не помня себя от радости, спросила Степанида.
– Сам уж я как-нибудь!..
– Ничего, я помогу, помогу! Тихонечко, незаметно. Уж я позабочусь, чтоб… сама убралась из деревни да никогда не вернулась.
– А не много ли, мать, не много ли берешь на себя? – недоверчиво спросил Митька. – Как это убралась, да еще сама?
– Я приметила – стыдливая она. Это хорошо.
– При чем тут ее стыдливость?
– Не захочет сгореть от стыда – уедет.
– Ну?
– Да, Митенька! – ласково воскликнула Степанида. – Чего допытываешься, все равно это тебе не шибко понятно будет. Да и зачем оно тебе, такое понятие? Ты только не печалься. Ни об Зинке, ни об… ее дите. А чей он, кто знает?! Мужиков полна деревня! А Зинка еще по бригадам ездит, книжки развозит… Я так сделаю, что, ежели сама признается, чей ребенок, – не поверят ей…
– Да ну тебя, мать. Придумает тоже. Ничего не надо, – сказал Митька. Сказал, однако, вяло, нерешительно и торопливо, чтоб закончить неприятный для него разговор.
А Степанида, встретив как-то Устина, оглянулась, нет ли кого поблизости, проговорила:
– Устин, помоги в беде. Век благодарить буду…
– Что за беда такая стряслась? – глянул Устин на Степаниду черным глазом.
– Будто уж и не знаешь! Я толковала с Пистимеей, она обещала с тобой поговорить… Для того ли воспитывала сына? Ночей не спала, ветру дунуть не давала… Для этой ли чумазой Зинки такого парня вырастила?
– Та-ак! – И Устин крякнул. – Спарились уж, что ли, голубки? Не замечал.
– И я не замечала. И я… Зашло у них недалеко вроде. Так ведь долго ли? А чем глубже, тем оно туже будет…
– А почему, если спросить… ко мне ты? Я-то что, силой их разведу? Что я смогу тут?
– Устин, – задышала беспокойно Степанида, – уж я догадываюсь, чего ты можешь, чего нет. И Пистимея обещала потолковать с тобой, попросить, чтобы побыстрей ты… А ты… время идет, а ты ничего такого…
– Да что я должен делать? – прямо и насмешливо спросил Устин.
– Зачем уж эдакие вопросы? – отвела Стешка глаза в сторону. – Мы обо всем ведь с Пистимеей обговорили, все прикинули. Стыдливая она, Зинка, молоденькая. Не выдержит, уедет. Далеко если, то хорошо. А недалече – так Пистимея, дай ей Бог здоровья, обещала подумать об Зинке дальше. Чего уж… Bсe ведь знаешь.
– Ничего я не знаю, – холодно ответил Устин. – Ступай, а то приметит еще Фролка. А Митьку сама держи.
Степанида так и не поняла, что это значит – отказ или обещание в помощи. Держать сына, однако, надобности не было. Вечерами он уходил из дому все реже и реже, а потом вообще перестал бывать на гулянках.
Несколько раз Степаниде попадалась на глаза растерянная, с припухшими веками Зинка. Она бросала на нее странные взгляды, будто собиралась подбежать, уткнуться в плечо и зарыдать. На всякий случай Степанида поднимала на Зинку холодные, осуждающие глаза и проходила мимо. Проходила и думала: «Перетянула, видать, пузо-то. Ишь, не заметно ничего…»
Потом младшая дочка Антипа Никулина уехала из деревни. Все говорили – от стыда за отца дочери съехали из родительского дома. «Клашка, может, и из-за отца, – думала Степанида, – а Зинка-то знаю из-за чего, от какого стыда…»
