– Да. Она работает телефонисткой в порту. И кое-что знает о тамошней жизни. В порту стоит транспортное судно. Оно должно в сопровождении военных судов отправиться в Норвегию, на завод тяжелой воды.
– Когда?
– Завтра, если не будет бомбежки.
– Я вижу, бомбежек вам хватает, – произнес Талызин. – Гамбург лежит в руинах.
– Сегодня еще бог миловал, выдалась спокойная ночь. Подобное в последнее время случается редко. А на днях такое было – кошмар! Самолеты налетели днем. Бомбили что-то в порту…
– Что именно?
– Не знаю, слухи разные ходят… Жена, к счастью, в тот день не дежурила, была дома. Самолеты бомбили корабли, но и порту досталось.
– Нужно еще будет передать короткий шифр по радио…
Эгон кивнул, погасил настольную лампу, зажег крохотный ночничок.
Укладываясь спать, сказал:
– Разрешите задать вам вопрос?
– Пожалуйста.
– Я не спрашиваю, кто вы, как вас зовут. Как старый подпольщик я знаю: каждый из нас должен ведать только о том, что непосредственно относится к его участку работы. Но я хочу спросить лишь одно… – Эгон запнулся. – Впрочем, вы можете мне не отвечать…
– Спрашивайте.
– У вас было здесь задание?
– Да, – поколебавшись крохотное мгновение, ответил Талызин.
– Вы его выполнили?
– Выполнил. Точнее, буду считать выполненным, если сумею передать результат.
– Спасибо. Это единственное, что я хотел услышать, – произнес Эгон и отвернулся к стене.
Через минуту послышалось его тихое посапывание.
Талызин долго не мог уснуть. В памяти прокручивались события последних дней, насыщенных до предела. Что ждет его впереди? Какие испытания и опасности?
Вспомнилась Москва, особняк управления на тихой улице, кабинет полковника Воронина… Что он делает сейчас? Тоже, наверное, не спит: у него ведь таких, как Талызин, десятки. И каждую операцию нужно готовить, в каждую – вложить частичку собственной души…
Вскоре матросы «Кондора» обнаружили пробоину, и работа закипела. Пока двое качали насос, остальные пытались забить дыру, из которой хлестала вода.
Отверстие кое-как заделали, теперь предстояло опорожнить трюм. Люди сменялись, насос работал непрерывно, но вода продолжала прибывать. Видимо, где-то были еще пробоины, но обнаружить их, несмотря на поиски, не удавалось. Уровень воды в трюме медленно, но верно повышался.
Матросы были в рыбацких сапогах, только один Миллер в ботинках. А эта обувь, хотя и добротная, на толстой подошве, пропускала воду.
Капитан то поднимался наверх, чтобы наблюдать за морем, то снова спускался в трюм, и каждый раз его лицо становилось все более озабоченным.
На палубе матросы по приказу Педро готовили плот: когда бросились к спасательной лодке, она оказалась изрешеченной пулями и осколками.
– Будем спасаться вплавь, – решил капитан. – Судно обречено, это ясно. Однако на плаву какое-то время оно еще продержится…
– Помпа засорилась, – сказал боцман.
– Плюньте на нее. Ступайте наверх, погрузите на плот продукты, а я пойду приготовлю наши документы. – Капитан пожевал губами и добавил: – Запомните сами и объявите всем остальным: мы – рыбаки, терпящие бедствие. С нами – человек, бежавший из немецкого концлагеря. Так сказать, жертва нацизма, – протянул капитан руку в сторону Миллера. – Он бежал, а мы его подобрали и спасли, беднягу.
– Ясно, – кивнул деловито боцман: он своего капитана привык понимать с полуслова. – А где мы его, беднягу, подобрали?
Капитан пожал плечами:
