Повернувшись, я долго всматривалась в лицо своей спутницы, чтобы определить шутит ли она или говорит серьезно. Так и не решив для себя этот вопрос, я продолжила:
– Сколько бы их здесь не обитало, Влад у них, как я понимаю, главный.
– Типа как Альфа?
Рассмеявшись своему вопросу, Алина подошла ко мне и взяла под руку.
– Надо срочно отключать интернет на ноутбуке, – пробормотала я, – ты явно смотришь какие-то не те фильмы.
– Нет, они, правда, замечательные, тебе стоит попробовать разобраться.
Энергично и уверенно я замотала головой и принялась рассматривать прохожих. Как и в начале XX века жители Петербурга оставались людьми. Людьми с достоинствами и недостатками, хрупкими, недолговечными, ищущими любовь, теряющими её, падкими на материальные блага. Хоть что-то в них изменилось, кроме одежды, которую они носят? И какое место среди людей занимаю я? Когда я, наконец, встречу Кофмана и выполню (в этом я не сомневалась) свою часть сделки с Фицаланом, древний вампир предоставит мне ответы на все интересующие меня вопросы. Замечательный итог, но вот что дальше? Мне стоит ли остаться в Петербурге вместе с Алиной? Или вернуться в США к своему любимому вольтеровскому креслу? Перебраться в Лондон, надеясь, что клан первородных включит меня в свои ряды? С течением времени вопросов, надо сказать, не убавится – это я осознала уже абсолютно точно.
Тем временем Алина устроила мне небольшой экскурс в своё прошлое. Она рассказывала, как гуляла с родителями по Невскому проспекту, Васильевскому острову, по набережным, очень красочно и ярко описывая вкус мороженого и горячего шоколада, что покупал ей папа во время таких прогулок. И снова в её голосе я не услышала ни намека на сожаление. Со стороны могло показаться, что Алина забыла все плохое, что с ней случилось, и сосредоточилась на хороших моментах из своих воспоминаний. С другой стороны, я не верила, что такое можно забыть и подозревала, что пережитое всё ещё с ней, и как долго оно будет держаться внутри неизвестно.
Самой же мне при мыслях о своем отце, который не принес в мою жизнь ничего, кроме радости, неизменно становилось грустно. Он умер в 1916 году, так и не увидев, что революция сделала с его особняком на Мойке, который он почему-то любил более всех других, в том числе и заграничных, своих жилищ. Последние дни князь Абамелик провел как раз там, в доме, к которому я теперь не решалась даже приблизиться. Он издал свой последний вздох, так и не узнав, кем я стала, с мыслями о том, что его единственная дочь пропала без вести и уже, должно быть, мертва. Может быть, отец тихо шептал, успокаивая себя самого, что мы с ним вот-вот встретимся в каком-то другом мире. Разочаровать его – вот, что больнее всего.
От тяжелых воспоминаний меня оторвало ощущение присутствия чего-то нечеловеческого. Мы уже были почти у цели: вывеска нужного кафе уже виднелась неподалеку, когда я обернулась, ища глазами Влада. Но нашла не его. Парень с темными волосами длиною до мочек ушей стоял на другой стороне улицы, почти у самой проезжей части и пристально смотрел на нас.
– Что случилось? – недовольно поинтересовалась Алина, когда мы вдруг остановились.
– Рейф.
Его было сложно не выделить из толпы, ведь, строго говоря, рейфы, как и вампиры, мертвые, поэтому своей энергетики у них нет. Зато чужой – хоть отбавляй. Присмотревшись внимательнее, я узнала в этом темноволосом парне Арсения, того самого, что был в компании Влада в день нашего, не особенно приятного знакомства.
