До превращения я не считала себя особенно красивой. Объективно рассматривая свою внешность, находила в чертах лица кучу недостатков, которые необходимо исправить. После превращения всё немного изменилось. Нет, на самом деле ничего не менялось, просто добавилось что-то. Все черты лица стали ярче, как будто кто-то обвел их карандашом, придав объем и некий магический шарм.
Алину же, казалось, абсолютно не интересовало, как я выгляжу и кому нравлюсь. Она даже не заметила, как я подсела к ней на одной из лекции – так погрузилась в свои мысли.
– Привет, – я отвлекла её, и тут же почувствовала себя не в своей тарелке.
Я чувствовала, что необходимо завести друзей, чтобы не выглядеть подозрительной, но, к сожалению, наживать врагов у меня, как правило, получалось гораздо лучше. Алина подняла на меня свои голубые глаза, словно в первый раз отметив моё существование.
– Привет, – ответила она очень спокойно, после чего отвернулась.
Выглядела девушка не очень опрятно: светлые, почти белые волосы торчали в разные стороны, глаза подкрашены очень неумело, и кое-где размазалась тушь. Кроме того, помятая одежда висела на ней, будто она из неё давно выросла.
За время лекции я старалась не смотреть на Алину, но заняться больше было, в общем-то, нечем. Преподавательские отчеты о составе и происхождении Вселенной не сильно меня интересовали. Но все же волей-неволей я начала прислушиваться к голосу профессора по фамилии Матвеев.
– Теория Большого взрыва имеет наибольшее число сторонников, но, в любом случае, это только теория, имеющая недостатки и условия, которые в настоящее время невозможно проверить.
Преподаватель стоял в нескольких шагах от меня в сером костюме. Он выглядел на пятьдесят и постоянно тер указательный и средний пальцы правой руки о большой. Вскоре я догадалась, что привычка выработалась от постоянного контакта с мелом: он будто отряхивался от него.
– Существует несколько других вариантов происхождения Вселенной, – продолжал Матвеев, – но они сталкиваются с ещё большим количеством противоречий. Таким образом, только одно может ответить на все вопросы, связанные с возникновением, развитием Вселенной, а также построить прогнозы на будущее, и это…
Он обернулся к студентам, явно ожидая услышать продолжение своей мысли от них.
– Единая теория поля, – проговорили двое парней, сидящих справа от меня.
У них получалось очень слаженно отвечать на все вопросы всех профессоров, из чего я справедливо сделала вывод, что Никита и Михаил, так называемые, светлые умы этого вуза.
Единая теория поля же вызвала поток воспоминаний в моей голове. Такое ощущение, что в этом городе любое сказанное кем-либо слово способно вызвать обращение к моей памяти. Чуть поразмыслив о прошлом, я подняла руку вверх. Матвеев сию же секунду обратил на меня внимание.
– Да? У вас вопрос?
– А что если единой теории не существует? Такой вариант рассматривается сообществом ученых?
Никита повернул своё лицо в мою сторону, и Михаилу пришлось вытянуть шею, чтоб выглянуть из-за соседа по парте и посмотреть на меня. Никита со свойственным ему (как мне показалось) высокомерием чуть усмехнулся моему вопросу. Михаил же смотрел так, будто мы находимся на церковной службе, а я поставила под сомнение существование Девы Марии и самого Иисуса.
Однако Матвеев только кивнул и ответил спокойно:
– Хороший вопрос, ммм… к сожалению, я не знаю вашего имени.
