Тени Шаттенбурга - страница 28

– Мм… Так на чем я остановился? – Приказчик вытер рукавом мгновенно вспотевший лоб.

– Вы предложили мне купить эти замечательные чернила с золотым отливом всего за четверть даллера.

– В самом деле? – Торговец вновь вытер лоб. – Жарко, не правда ли? Вроде бы осень, клянусь сердцем, а жара-то какая… Значит, за четверть даллера? Что ж, так тому и быть!

Несколько минут спустя Кристиан вышел из лавки, прижимая к груди тяжелую бронзовую чернильницу, вместившую целых две унции отменных чернил… и тут же врезался в одного из прохожих.

– Ох, простите! – воскликнул юноша. – Я вас не зашиб?

Он протянул руку, помогая упавшему подняться.

– Ничего страшного, молодой человек. Нужно нечто большее, чтобы выбить из меня дух, – упавший, а им оказался преклонных лет мужчина в сутане, приветливо улыбнулся, но было видно, что он здорово ушибся.

Худой и жилистый, изборожденное морщинами лицо, короткая и неровно подстриженная седая бородка, пегие волосы, узловатые пальцы – совершенно обычный старик, каких в городе десятки, наверное, но вот сутана…

– Еще раз простите, святой отец, – кивнул Кристиан. – Я спешил.

– Свойство молодости, – снова чуть улыбнулся незнакомец. – Впрочем, не только ее. Я тоже спешу. Прощайте, молодой человек.

Священник повернулся и зашагал по улице, заметно припадая на левую ногу. Вот бы узнать, он всегда хромал или это последствие столкновения? Святые угодники, ну почему ты такой неуклюжий, Кристиан! Вот тебе раз, а это что такое?

На булыжной мостовой лежало несколько медяков: пфенниги да геллеры. Юноша коснулся своего кошелька – на месте. Значит, выронил старик! Он подобрал монетки и побежал следом.

– Вы… вы уронили!

Незнакомец обернулся, посмотрел сначала в глаза Кристиану, потом на его ладонь.

– Спасибо, молодой человек. Вы даже не представляете, как помогли мне, – он взял протянутые ему медные монетки. – А и я тоже хорош! То-то было бы обидно…

– Скажите, вы… – юноша чувствовал себя неловко, – вы нуждаетесь?

– Я? – Старик осмотрел свою сутану, залатанную, но все же довольно приличную, и поистершиеся веревочные сандалии. – Отнюдь, церковь дает мне достаточно. Но есть те, кому эти деньги нужны. Точнее, не сами деньги, а то, что можно на них приобрести.

– Я могу вам помочь, святой отец? – Отчего-то Кристиану подумалось, что будет очень правильно предложить свою помощь.

– Разве вы, юноша, только что не спешили?

– Это терпит.

– Что ж, не в моих правилах отказываться от помощи. Пойдемте.

Шли они недолго. В самом конце грязноватой улочки, затененной нависающими крышами близко стоящих домов, старик остановился перед сколоченной из сосновых брусьев дверью, над которой покачивался медный крендель. Когда-то давно, когда медь была красно-желтой и яркой, крендель, наверное, казался только что вынутым из печи, но сейчас, покрытый зеленой пленкой патины, он выглядел заплесневелым. И хотя здание буквально пропиталось запахом хлеба, и было ясно, что внутри покупателя ждут свежие караваи, а не зеленые от плесени кренделя, любой бы понял: лавка знавала и лучшие времена. Старик потянул дверь за ручку и шагнул в полутемное нутро дома.

– Здравствуй, Теодор, – приветствовал старика пекарь, такой же старый и тощий. На Кристиана он даже не посмотрел.

– И тебе здравствовать, Эрих. Все богатеешь?

– Разбогатеешь тут, – желчно ответил пекарь. – С утра покупателей – по пальцам перечесть. Чтобы печь растопить, трачу больше, чем с таких покупателей выручаю. А ты что, опять за хлебом для своих оглоедов пришел?