«Ну, – подумал он, – наконец-то едем. Шесть часов до Мсапы. Это еще ничего. А вот дальше… Бог знает, один Бог знает…»
Пути повернули, и беленые дома Элизабетвиля исчезли за деревьями. Поезд въезжал в леса саванн.
Позади состава черный дым локомотива уходил вбок, внизу ритмично стучали стрелки, а рельсы тянулись на много миль вперед и сливались вдали с оливково-зеленой массой леса.
Брюс поднял голову. Небо было по-тропически голубым и ясным, хотя на севере собрались тучи, а под ними стеной стоял дождь, на котором зажгло радугу солнце. Тень от тучи двигалась по земле медленно, как стадо пасущихся буйволов.
Брюс Керри ослабил завязки шлема и положил винтовку рядом с собой.
– Хотите пива, босс?
– Еще как.
Раффи отправил одного из своих солдат в вагон. Посыльный тут же вернулся, неся шесть бутылок. Сержант-майор открыл зубами две, пиво вспенилось, и половина содержимого растеклась по крыше вагона.
– А пиво-то как взбесившаяся баба, – проворчал Раффи, передавая Брюсу бутылку.
– По крайней мере оно мокрое.
Брюс отхлебнул – теплое, газированное и слишком сладкое.
– Что поделаешь! – сказал Раффи.
Капитан посмотрел вниз на солдат, которые устраивались для длительного путешествия. Все, кроме дежурных пулеметчиков, отдыхали, лежа или сидя на корточках. Многие разделись до белья. Какой-то худющий парнишка спал, подложив под голову каску; тропическое солнце било ему прямо в лицо.
Брюс допил пиво и выбросил бутылку. Раффи открыл следующую и молча вложил ему в руку.
– Почему мы так медленно едем, босс?
– Я приказал машинисту не гнать, чтобы можно было остановиться, если вдруг пути взорваны.
– А… Эти балуба способны и на такое. Все они сумасшедшие арабы.
Теплое пиво, выпитое на жарком солнце, успокоило Брюса. Как хорошо не участвовать в кипящей вокруг жизни и не принимать решений.
– Послушайте, как поезд разговаривает, – сказал Раффи.
Брюс слушал стук колес.
– Да, я знаю. Можно заставить его сказать все, что хочешь услышать, – согласился он.
– А он еще и петь может, – продолжал Раффи. – У него своя музыка. Как эта.
Он набрал воздуха в гигантскую грудь, поднял голову и дал себе волю.
Глубокий зычный голос сержант-майора привлек внимание отдыхавших внизу солдат. Те, кто успел развалиться на полу, вздрогнули и сели. Присоединился еще один голос, сначала робко, потом более уверенно. Мелодию подхватили и остальные. Слова не имели значения, певцов заводил ритм. Они пели вместе уже не один раз, и теперь, как в хорошо спевшемся хоре, каждый голос нашел свое место, солисты вели, меняя темп, импровизируя и ускоряясь до тех пор, пока изначальная мелодия не исчезла, превратившись в один из племенных напевов. Брюс узнал в нем посевную песню – одну из его любимых. Он сидел, прихлебывая теплое пиво, а вокруг него штормовыми волнами разливалось хоровое пение, изредка прерываемое соло тенора.
Поезд двигался прямо в грозовые тучи на севере.
Вскоре из вагона внизу вышел Андрэ и, протиснувшись сквозь толпу, добрался до Хендри. Они о чем-то заговорили, и Андрэ внимательно, с серьезным лицом слушал, подняв голову на высокого Уолли.
Хендри обозвал Андрэ «куколкой». Описание очень подходило нежному лицу с большими карамельными глазами. Стальная каска казалась слишком велика для юноши. Андрэ внезапно рассмеялся, все так же глядя в глаза Хендри.
«Интересно, сколько ему лет? – подумал Брюс. – Наверняка не больше двадцати. Никогда я не встречал никого менее похожего на наемного убийцу».
