– А что случилось с тенором? – продолжала беспокоиться леди, пока ее смуглый и взъерошенный спутник вслушивался в русскую речь, которую явно знал не слишком хорошо. Что его, похоже, раздражало еще больше, чем мороз: он усиленно кутался в бобровую шубу и хмурился.
Олеся только вздохнула:
– Артур заболел.
– Но вы же – жена Томбасова?
Олеся кивнула.
– И как так получилось, что вы – здесь, а не в тусняке?
– Но и вы, леди Говард, тоже здесь, – рассмеялась Олеся.
– Тут намного интереснее. И привычнее, – призналась дама. – Ненавижу пафосные тусняки.
Тут ее спутник не выдержал и обратился к ней. Олеся впервые остро пожалела, что не знает иностранных языков. Даже английского, на котором спокойно болтает Машка.
– Бонни переживает, что такие голоса, такая энергия, – привычно перевела леди Говард, – и все напрасно.
– Почему напрасно?
Конечно, все это Олеся, как руководитель «Крещендо», слышала не раз. И после регулярных возмущений мамы Левы, которая впрямую говорила, что парни закапывают свой талант в землю, ее мало что могло тронуть. Но мнение этого итальянского сноба отчего-то задело.
Тот понял вопрос. И просто пожал плечами, похоже, не желая объяснять какие-то сами собой разумеющиеся вещи.
– Пойдемте, – приказала ему Олеся.
Иностранец и понял, и послушался.
Леди Говард отправилась с ними. Они прошли за кулисы. Возвышение то есть, но их со сцены видно не было. Отчего-то здесь мороз кусался еще злее.
– Смотрите, – Олеся показала на заполненную людьми площадь.
Парни пели как раз «Ой, мороз, мороз». И в тему. И без оркестра. И без тенора. Но… вся площадь пела вместе с ними.
Тягуче. Протяжно. Безнадежно.
Мощно. Победно.
– Странно, – проговорил итальянец, когда смолкли последние звуки. – Фольклор?..
Олеся почему-то поняла, что он сказал. Но не поняла, на каком языке.
– Слушайте, – жизнерадостно предложила леди Говард. – Может быть, оставим больших мальчиков меряться… Гм… Проводить переговоры? И перебазируемся туда, где можно посидеть в тепле и поесть? А потом просто погуляем по городу.
Олеся рассмеялась. Представила себе лицо начальника охраны. Переглянулась с леди Говард. Заметила ехидные веселые огоньки в глазах.
– Мадонна? – тревожно спросил ее спутник. Что-то застрекотал, кажется, по-английски.
– Нам нужна минутка, – обратилась по-русски к Олесе леди Говард.
Та кивнула, отправилась искать Машу. Ну и радовать начальника охраны сменой диспозиции.
Минут десять спустя они вышли из вип-зоны. Олеся и леди с итальянцем и долговязым арабом в черном (охрана леди?), причем леди явно пыталась уговорить его остаться с лордом, но безуспешно. Итальянец уперся и ни в какую не соглашался… видимо, отпустить леди одну, всего лишь с арабом-охранником…
Оглядевшись, Олеся заметила еще двух людей в черном, держащихся чуть в стороне, но не спускающих глаз с леди. Да уж, отпускать леди Говард до ближайшего ресторана всего лишь с тремя человеками охраны – вопиющая неосторожность. Без лохматого итальянца – никак. Слава богу, Томбасов в вопросах безопасности Олеси куда более вменяем. Ее сопровождает всего один человек, и тот в сторонке.
Или? Олеся осмотрелась повнимательнее. И вздохнула. Начальник охраны, как обычно, просто не стал с ней спорить. И… просто заслал народ болтаться в отдалении. Вон лицо знакомое. И вон… Да вообще – просто зрители на этом представлении есть?
Итальянец продолжал что-то стрекотать мелодично-возмущенное. И… Олесе вдруг показалось, что на редкость нецензурное. О! Вот и русский блатной подключился. Правда, с такие сумасшедшим акцентом, что не сразу различишь родное «япона мать». Ну, нормально. Как русские-народные песни – так китч и гадость. А как русские-народные ругательства – так хорошо. Странные они люди, эти иностранцы!
