— Не думаю, что ты говоришь это серьезно, — подмигнул я и пошел в свою комнату читать детские книги.
Другие мне не дают, говорят рано, а детские мне не интересны. Но чтобы они ни о чем не догадались, мне пришлось выучить стишки наизусть.
Еще в свои три года я умею читать, писать, интересуюсь любой техникой, хожу с дедом в гараж. Я много чего еще умею, но стараюсь не показывать. Я очень хорошо говорю, не картавлю и не шепелявлю. Просто идеальный лектор.
Но если честно, то мои родители уже так привыкли к тому, что я неординарный ребенок, и, если я начну говорить, что знаю будущее, они примут это как должное. Да, вот такой умный ребенок им достался. Вундеркинд. Я уже это говорил? Значит, повторяюсь.
По поводу моих подружек не совсем ясная ситуация.
В садике и, к счастью, в моей группе оказалась Алка, но Галя вместе со своими родителями куда-то пропала.
Первый день в детском саду прошел идеально. Мама почему-то думала, что я «домашний мальчик» и «ничего не знаю о садике». Она так переживала за меня, что обещала воспитательнице прийти и посмотреть на меня в обед и если я буду плакать, то забрать.
Я очень рад был видеть Алку и чуть не разрыдался от счастья. Хотя она очень изменилась за тридцать лет. Узнал я ее по взгляду. Меня-то она помнила и знала, что я бывшая Даша.
После того, как меня представили малышне как нового мальчика Данилу, нас почти сразу посадили за столики кушать манную кашу и бутерброд с маслом. Я хотел сесть с Аллой, но мне не позволили. Девочка по имени Наденька решила, что я буду ее, и усадила меня к себе за стол со словами:
— Шадишь вот тут, я скажала!
Мне такое даже мама не говорила, поэтому я от этой наглости на пару секунд застыл в недоумении, а Наденька продолжила свою картавую речь:
— Я все тут жнаю!
Ладно, подумал я, чуть позже спрошу тебя про теорему Менелая, а пока наберусь сил.
После завтрака она опять пыталась мной руководить, но я пообещал дать ей в лоб, если она не угомонится. Она пошла плакать в раздевалку, а я подошел к Алке.
— Ну как ты? — спросил я, нахмурившись.
— Херово, — ответила она шепотом.
— Шифруешься?
— Мои родители так вдохновились тем, что я умная, что чуть на опыты меня не отдали.
— Зачем ты палилась? — не понял я.
— Фиг его знает, думала, что это элементарные вещи, когда ребенок знает Горбачева и еще никому неизвестного Ельцина. Ты же помнишь, как тяжело мне дается контроль моего языка.
— Да уж, — по-воробьяниновски затянул я.
— Как тебя угораздило родиться с членом? — усмехнулась Алла.
— Понятия не имею. Ты вообще думала о том, почему так произошло? И, кстати, где Галка?
— Данечка, Аллочка, что вы там у окна стоите? Идите сюда, будем складывать конструктор, — проверещала Инна Павловна, наша воспитатель.
— Мы хотим на улицу, — заявил я.
Она подошла к нам, взяла за руку сначала Аллу, потом меня и повела в игровую, на пути ворча:
— Мне говорили, что ты необыкновенно умный ребенок, но что-то я этого пока не замечаю. Ты видел, какая погода на улице?
— Видел. Идет снег. А знаете, что такое снег, Инна Пална?
— Снег? — переспросила она и остановилась.
— Да.
Алка незаметно потянула меня за шорты, но я решил не сдаваться:
— Снег. Это. Форма. Атмосферных. Осадков. Состоящая. Из. Мелких. Кристаллов. Льда.
Я говорил медленно и четко, по одному слову и заискивающе смотрел в глаза воспитательницы.
— Умник какой, — помотала она головой, — да, детки?
