Теория 14-ти кристаллов - страница 2



Однажды ночью, когда все уже спали, барон Лешези сидел у костра и просматривал записи. Приближался рассвет, но Волкан все еще сидел рядом с огнем, как будто ждал чего-то. По непонятным причинам его одолело неопределенное чувство тревоги и беспокойства. Волкан попытался вникнуть в суть собственных волнений, но ничего существенного не обнаружил – ведь подобные приключения были чуть ли не частью его повседневной жизни. Тотчас же вспомнил про Алекса, хорошо «присмотрелся» к причинам и страхам, стоящим за его мыслями, но и тут осознал, что волновался не из-за сына: Алекс постоянно находился в кругу заботливых нянь и матери, да и в Моравии в то время было спокойно. Тревога Волкана некоторым образом относилась к будущему, не только и не столько к своему собственному и даже своей семьи, но скорее к будущему его потомков. Он даже не мог осмыслить, что переживал, но какое-то чувство влекло его в лес. Никак не мог понять, что происходит, но непроглядная «задняя мысль» подсказывала, что он немедленно должен был идти туда, куда его ведет чутье. Волкан полностью подчинился своему телу и чувствам и без малейшего опасения и страха ступил в гущу леса. Блеклый свет зарева делал рельеф и деревья еле различимыми, но он на это даже не обращал внимания. С хрустом веток под ногами Волкан все больше ускорял темп, и скоро, когда стало еще светлее, он уже бежал вовсю; он потерял чувство времени и плохо осознавал, что вообще происходит. Рельеф вокруг все больше выравнивался, а лес становился реже. Еще несколько секунд, и Волкан очутился по колено в торфяном болоте, и лишь тогда он остановился и оглянулся.

Уже рассвело. Холодная вода отрезвила его, и теперь он начал думать о том, как очутился в болоте. Он выбрался на берег и начал выливать из сапог воду, как вдруг издалека послышался еле различимый, но хорошо знакомый волчий лай. Волкан замер и прислушался. Им опять овладело то чувство, которое его привело сюда, и вместо того чтобы как можно скорее бежать с того места, он, надев сапоги, быстро, подобно крадущемуся хищнику, двинулся по направлению звука. Волчий лай приближался, и минуты через три он их увидел за деревьями. Пять или шесть волков стояли на берегу болота и с остервенением лаяли на кого-то или на что-то в воде. Волкан переместился от одного дерева к другому и увидел вблизи берега стоящего по пояс в воде лапландского мальчика. Волки не могли зайти в воду и ждали, когда мальчик сам выберется на сушу. Волкан понял, что не имел с собой ни ружья, ни пороха. Единственное, на что он мог рассчитывать, был охотничий нож на поясе. Oн снова пришел в себя, мозг мгновенно заработал, и в голове включились все испробованные способы выживания. Нельзя было терять время, но и лишним действием он мог погубить и себя, и мальчика. Первым делом Волкан поднял с земли две длинные палки. На конец одной из них крепко привязал охотничий нож тесьмой оберега. Затем быстро разделся выше пояса, разбросал одежду на земле и помочился на неe. Две рубахи, вымоченные в моче, развесил на разные палки и, выставив вперед одну с ножом на конце, двинулся на волков с нечеловеческим криком и ревом. Волки вначале отпрянули с испугом, но увидев человека, всей стаей двинулись на него. Волкан заорал еще больше и начал размахивать рубахами, как флагами. Как только звери почуяли мочу, они остановились. Начали растерянно топтаться и посапывать, как при насморке, их оскал уже не выглядел так убедительно. Как только «территориальное разграничение» стало очевидным, Волкан начал потихоньку перемещаться к болоту. Волки к нему близко не подходили, но и далеко не уходили – их разделял невидимый барьер запаха мочи, что для волков означало беспрекословное соблюдение границ территории. Волкан приближался к берегу болота, но волки не отставали. Маленький мальчик из последних сил старался продержаться в холодной ледяной воде, его губы посинели, и по телу била дрожь. Он как будто не верил тому, что происходило на его глазах, и терпеливо наблюдал за развитием событий.