– Что с тобой, друг мой! Я не узнаю тебя! Как страшен ты стал… О боже! Опомнись, друг мой! Не надо! Сжалься надо мной!!!
Но Азраила было уже не остановить. Он уже был тем действием, ради которого его создали: он забирал жизнь Петра. Привычным движением он провел крылом над лицом умирающего. Душа Петра, вылетев через открытый рот, устремилась в специальную впадину под крылом Азраила и там осталась. Азраил вышел из дома, взмыл в небо и полетел назад к себе. Он летел долго к тому месту, куда относил все добытые им души для суда. Маршрут этот был ему давно известен, и Азраил летел по нему, не думая ни о чем. Голова его была пуста, а дух чист и ясен. Он выполнял свой долг.
Когда действие воли Господа закончилось, Азраил в бессилии приземлился на скалы. Его человеческая память возвращалась к нему медленно, перерождение требовало времени.
Когда он вспомнил, что сотворил с Петром, то схватился за лицо руками и завыл. Он стал царапать свое лицо и бить себя кулаками. Он ломал себе крылья, но они отрастали снова. Он плакал от бессилия, от того, что ничем не смог помочь своему единственному другу, от того, что предал его. Мог ли он поступить иначе? Он воскрешал в своей памяти те страшные минуты и мучительно пытался понять, мог ли он поступить по-другому и был ли у него выбор… Бедный Азраил! Отныне он совсем один в пустыне и никто больше не скажет ему «друг мой».
Три дня плакал ангел смерти. Он выл от бессилия и смертной тоски. Он ненавидел себя и уже не мог ничего изменить. Он шептал: «Прости меня, прости меня, прости меня…», но не понимал кому. И тогда он взмолился: «Господи, я никогда Тебя не видел и не знаю, какой Ты… Но все равно… Господи, найди Петра, добрую и праведную душу его, и скажи ему, что я, несчастный Азраил, молю его о прощении…»
Наверняка каждый человек помнит хотя бы одну из десяти заповедей Христианства: о них рассказывают еще в детстве, чтобы научить ребенка жить в обществе. Простые и понятные указания, они предостерегают человека от разрушения и деградации, а также устанавливают ориентиры, по которым развитие общества должно устремиться в сторону гуманизма и прогресса.
Смысл некоторых заповедей настолько очевидно проявляется в повседневной жизни, что не вызывает никаких вопросов. Допустим, «не укради». Эта установка явно нацелена на то, чтобы снять социальную напряженность, сократить кровопролитные конфликты, вызванные чувством животной зависти к соплеменнику, обладающему чем-то ценным. Не укради, и мы все будем жить в мире, рожать детей и с уверенностью смотреть в день грядущий.
Или возьмем порицание чревоугодия. Любые телесные излишества, перешедшие определенную черту, несут губительные последствия для здоровья человека, будь то чрезмерное переедание или алкогольная зависимость. Не впадай в чревоугодие, и ты не разрушишь свое здоровье и никогда не скатишься до уровня животного.
Но есть среди библейских заповедей одна, которая вызывает у меня особый интерес: это признание гордыни смертным грехом. Мне кажется, эта заповедь имеет несколько иной смысл, нежели принято считать.
Можно гордиться своим высоким социальным статусом и презрительно кривить губы при виде нищего. Это гордыня, это плохо.
А можно, работая днем и ночью, высекать для человечества искру нового знания и потом испытывать гордость за это самое человечество. Или, к примеру, говорят: «Я горжусь тобой». В этой фразе выражается чувство уважения и благодарности за какое-то важное дело. Гордость в этом проявлении только сильнее укрепляет фундамент мира, а следовательно, и общественного развития. С другой стороны, можно возразить, что признание гордыни греховной предупреждает человека от «самообожествления», которое, укрепившись как массовое сознание, сведет на нет все предыдущие законы. Человек переосмыслит запрет на отнятие жизни и вернется к моменту, когда выживал тот, чьи зубы были крепче.
