Упрямо мотнув головой, я поднял меч, перехватил второй рукой навершие, очень удобно лёгшее в ладонь, и поднёс клинок к правому плечу. Вот из этой позиции очень удобно наносить «Удар гнева» – которым при большом желании можно разрубить тело противника от ключицы наискосок почти до самой печени. А ещё из этой позиции можно отбить практически любую атаку.
Левая нога сильно выдвигается вперёд, меч опускается к правому боку, словно я хочу вложить его в ножны, только с другой стороны, корпус поворачивается, и вот я уже стою боком к предполагаемому противнику. «Закрытый небенхут» – руки скрещены, что даёт эффект сильно сжатой пружины, которая готова разжаться в любой момент, именно в тот, что мне будет нужен. Очень эффективная стойка, единственный минус – она подходит только для опытных мечников, потому что практически полностью открывает для атаки голову и бок. Я знаю её, и мой разум отдаёт чёткие команды моим рукам и ногам, чтобы они заняли полагающееся им место. Я опытный мечник? Или всё-таки нет?
Правая нога неуклюже сдвигается назад, и я словно слегка приседаю, поднимаю меч и мягко укладываю его сильной частью клинка на предплечье согнутой левой руки, практически на локтевой сгиб. Правая рука вжимается в гарду, левая поддерживает рукоять за навершие, готовая в любое мгновение протолкнуть меч вперёд. Иоахим Мейер называл эту стойку «ключом ко всему». Она позволяет отбивать любые атаки и наносить любые удары и уколы, практически по всем направлениям.
Делаю сильный выпад. Вот! Я всё это помню. Я всё это умею, или умел, когда-то раньше. Я не помню, кто такой Иоахим Мейер, и почему он столько хороших слов мне говорил, возможно, это мой учитель, но я же всё это умею! Только почему-то моё тело не согласно со мной. И даже этот выпад вызвал болезненные ощущения в суставах и мышцах. Да что же это такое, вашу маму восемь раз?!
С силой вогнав меч обратно в ножны, я пошёл по дну оврага, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли, словно тараканы по кухне, когда включили свет. Солнце практически не пробивалось сюда сквозь растущие по краю оврага деревья, создавая этакую вечную затенённость, дающую прохладу даже в отсутствие ветерка.
Постепенно разгорячённая голова начала остывать, и я остановился. Внезапно пришло осознание, что я довольно далеко ушёл от места аварии. Настолько далеко, что уже не слышу переругиваний моих рыцарей и отборных матов, руководившего сбором добра капитана Гастингса. Эти маты перебивали даже причитания Бакфорда, раздающееся фоном сверху, потому что спуститься в овраг по верёвке, учитывая его возраст, мой верный Бакфорд не смог.
Громко выматерившись, я развернулся, чтобы пойти уже в обратном направлении, но тут прямо передо мной сгустилась тень. Стало совсем темно, настолько, что я перестал различать даже стену оврага, расположенную в паре метрах от меня, и мне это ни черта не понравилось.
Нахмурившись, я на ощупь отступил к стене оврага, прислонившись к ней так, чтобы защитить спину, и вытащил из ножен меч. В наступившей локальной темноте, а темнота была локальной, потому что я прекрасно видел, как буквально в десяти метрах от того места, где я стоял, тьма отступала, и овраг продолжал жить своей обычной дневной жизнью, неярко вспыхнули камни на рукояти, создавая незнакомый мне тускло мерцающий узор. Словно это была не рукоять меча вовсе, а лампа, которая горела всё тусклее, из-за того, что начали садиться батарейки.
