– Кемицтак!
– Прости, господин! – Кемицтак распластался по циновке, вытянув руки. – Накажи меня за мои недостойные слова!
Но Макуильмалиналли уже думал о чем-то другом.
– Я не выпущу твои недостойные слова из стен этого дома, родич, – неспешно заговорил он. – Если ты также поступишь в отношении моих…
– Пусть не даст Тлалок моей теойлие дороги к небу Солнца, если твои слова покинут этот дом! – страстно заговорил Кемицтак, а глаза его жадно заблестели.
– Я не хочу, чтобы калеку принесли в жертву.
– Что?! – родич Пятой Травы непроизвольно прикрыл рот ладонью. – Такая ценная кровь! Такой шанс возвыситься! Но… почему, мой господин?
– Мне кажется, Хуакумитла больше пользы принесет живым.
– Этот калека?
– Ты что-нибудь слышал о четланах… хотя бы, десять лет назад? Это было настолько незначительное племя, что и знать о нем нечего. А, когда я пришел в их земли – изумлению моему не было предела. Невиданный кора-пиль, стек-тла и тумбага. У них всё было иначе, всё по-другому. Они по-другому растят маис, по-другому лепят посуду. Я видел множество вещей: и в поле, и за столом, и в постели владыки – которые заставляют жить иначе.
– Зачем нам жить иначе? – нахмурился родич.
– Чтобы получались те удивительные вещи, которые умеют делать четлане.
– Я все-таки не понимаю, при чем здесь Хуакумитла? Почему ты хочешь обратить свою величайшую славу в позор? Разве не научились наши мастера делать их тумбагу?
– А стек-тлу – так и не научились, – вздохнул Пятая Трава. – А калека внезапно объявился в Стране Облаков – и снова всё у него заработало.
– Он просто забрал с собой мастеров.
– Не просто… Я много допытывался у четланского торгаша, что отдался нашей власти. Тот мне сам говорил: ничего этого не было, пока Хуакумитла не пришел к власти. И не начал поднимать свою калечную руку. Эх, жаль, что толстяка свои же прирезали – он бы еще много мог рассказать.
– Но я не понимаю…
– Вот именно: не понимаешь. Тайные знания открылись калеке. Тайные и удивительные. И уже он открыл их своим мастерам.
– А мы теперь заберем всех его мастеров! – радостно продолжил Кемицтак. – А после жрецы вырвут сердце калеки, во имя наших богов!
– Но вдруг в сердце Хуакумитлы скрыты еще неведомые тайны?
Говорят, нет ничего хуже отчаяния. Хрень полная! Отчаяние – это манна небесная. Рай. Ты уже ничего не ждешь и ни на что не надеешься. Тебя ничего не страшит.
О таком только мечтать можно.
А у меня отняли надежду. Погрузили в самый лютый мрак бытия, в одну сплошную боль и страх, концом которого станет только вспоротый живот и вырванное сердце… И вдруг спасение оказалось близко! Просто на расстоянии вытянутой руки! Только протяни…
Но оно не состоялось. Астеки отбились, уволокли меня в какую-то деревню, засели в круговую оборону. Я же отупело сидел на земле, машинально жевал черствую лепешку и не мог поверить, что последняя надежда отнята. Это была такая боль, что меня могли резать на куски – я бы ничего не почувствовал.
А вообще, спасали ли меня? Может быть, четланский боевой клич мне вообще послышался! А на отряд Пятой Травы напали какие-то разбойники… Внезапно я понял, что так даже легче. Легче пережить то, что ты вообще никому не нужен. Чем то, что тебя спасали – да совсем чуть-чуть не спасли.
…В деревне мы прожили несколько дней – я не считал, сколько. Потом с запада подошел сильный отряд, присоединился к людям Макуильмалиналли – и мы снова пошли. Я чувствовал себя куклой, механически передвигающей ногами. Прикажут – двигаю ногами, прикажут – челюстями. Отупение полное. Только по ночам (если удавалось хоть немного уединиться ото всех) я иногда испытывал некоторый покой. Покой обреченного человека.
