Теперь ты моя - страница 37



Он сильно взбешен. Прочитать его настроение даже по короткому слову из двух букв очень просто.

– Пап… Пап, это я… – практически шепчу в трубку, боясь заплакать.

Но вместо выражения удивления, умиления или радости, он просто начинает орать на меня. Снова.

– Аля! Ты совсем рехнулась?

Мне кажется, состояние отца сейчас нисколько не отличается от того, в котором он находился после моего возвращения домой.

Пожалуй, оно даже хуже.

Я и через невидимую сеть, разделяющую нас, чувствую с каким презрением и раздражением он отвечает мне.

– Папа, ты о чем вообще? – я тоже повышаю голос от обиды.

Домработница учтиво выходит из кухни.

– Я видел, чем ты, ДОЧЬ, – он с нажимом произносит это слово. Да что там произносит? Рвет глотку так, что у меня горло болезненным спазмом сводит от страха, – вчера занималась!

Смутно припоминаю, что Максим что-то там говорил про видео, про то, что папа с удовольствием посмотрит… И он снимал меня… У него в руках был телефон…

От ужаса у меня конечности моментально становятся ледяными. В груди что-то скручивает, и начинает тошнить так сильно, что я рефлекторно зажимах рот.

– Пап, он меня заставил, – дрожащим голосом лепечу я. Отца теперь ничем не переубедить.

– А стонать, как шалаву ебливую, он тебя тоже, сука заставил?

Перед глазами встает перекошенное от ярости лицо папы.

Я едва ли не роняю из рук телефон.

Падаю на стул, потому что ноги подкашиваются.

Изображение уплывает, растворяясь в слезах.

– Саша, – где-то на фоне слышу взволнованный мамин голос.

Она еще что-то говорит, но не разобрать. Потом шум. Вскрик. Он что? Он ударил ее?

– Ты хоть знаешь, что будет, если эта запись попадет ни в те руки? – по частым всхлипам папа, видимо, понимает, что я еще здесь. – Отвечай! – в нетерпении рычит он.

Не хочу об этом думать! То, что видео просто существует – гадко само по себе. И, конечно, я до одури боюсь стать звездой интернета.

– Нет, – выдавливаю из себя ответ.

– А я знаю! Нас, Алевтина, втопчут в дерьмо, да так, что выбраться оттуда мы в жизни не сможем! Ни я, ни ты, ни Инга. Никто! Мы все потеряем, слышишь! Все!

– Папочка, пожалуйста, прости, – бормочу я. – Пожалуйста, папулечка…

Я молю прощения от страха. Это единственная сила, которая движет мной.

– Когда я тебя вытащу, ты у меня в институт благородных девиц уедешь! На три года! Пусть там из тебя всю дурь выбьют, раз я не смог! Вырастил неблагодарную шлюху!

Слова отца бьют так больно, что я забываю дышать.

За что он так со мной? Почему?

Разве, папа не должен любить меня, защищать?

А он…

Кажется, там, на заднем фоне скулит мама. Или это мой собственный внутренний вой стоит в ушах?

– Он уже порвал тебя? – очередной вопрос отца вызывает на моем лице нервную усмешку. – Ну, ничего… – отвечает он сам себе, будто успокаивая. – Это поправимо – зашьем и будет, как новенькая…

Я больше не в силах слышать папин голос. Рука с телефоном сама отпускается на стол.

Мой мир разорвался на части. И взрыв оказался таким сильным, что теперь никак не получается прийти в себя.

Папа еще немного ругается, а потом, видимо, тоже отключается.

Резко подскакиваю с места, и бегу в неизвестном мне направлении. Чуть ли не сбиваю с ног домработницу, что так любезно согласилась дать мне телефон.

Ноги сами несут меня в спальню Максима. Я не помню где находится та комната, куда меня определили сначала.

Там падаю на кровать, и рыдаю, наверное, не меньше часа.