Тепло любимых рук - страница 6



После службы оказывается, что нам в одну сторону, и мы все вместе идем по городу. Вероника с Максимом впереди. Мы с мамой Наташей и маленьким Ярославом в коляске – сзади. Разговорились. Наташа водит детей каждое воскресенье уже три года подряд. Работает фельдшером на «скорой». Муж православный, но в церковь не ходит. А она ходит. На вопрос «почему?» смеется и говорит, что по-другому не может. По дороге дети заводят нас в зоомагазин, чтобы посмотреть на крабов и змей. Потом мы покупаем мороженое, пьем сок и просто радуемся. Глядя на нас, даже серьезный Ярослав начинает улыбаться. Мама говорит, что это что-то удивительное, чтобы он чужим радовался.

Дома Вероника спрашивает у меня:

– Можно я открою тебе секрет?

– Давай.

– Я когда на службе стояла, у меня так живот болел – думала, умру! А как Максима увидела – сразу прошло.

Потом обнимает меня за шею и шепчет на ухо:

– А давай будем каждое воскресенье в церковь ходить. Давай, а?

Грузинские каникулы


Когда я учился в школе, то каждое лето ездил к дедушке Мише и бабушке Тамаре в Грузию в Дигоми, где у них был большой дом, в котором прошли первые два года моей жизни. Он стоял на склоне горы, на котором раскинулся большой сад. Прямо у террасы под крышей из желтой черепицы, увитой виноградной лозой, росли кусты роз, персики, гранаты и грецкие орехи. Внизу, насколько хватало глаз, вдоль ледяного ручья тянулись виноградники, яблони, груши, инжир с утонувшими в них озерцами теплиц, где зрели тонкие длинные огурцы и огромные сладкие помидоры, которые у нас в России называются «Бычье сердце». На другой стороне росли дубы, дикие сливы, кусты орешника и ежевика.

После обеда дедушка Миша выходил на террасу с большим морским биноклем, внимательно осматривал противоположный склон горы, затем карандашом делал на листе бумаги небольшие пометки. Так у нас с дедом начиналась охота за белыми грибами. Он высматривал их темно-коричневые шляпки, выглядывающие из жесткой травы, и отмечал на бумаге. Потом надевал большую темно-синюю кепку, закрывающую его худое загорелое лицо с острым носом, рубаху-ковбойку, брал плетеную корзину и звал меня. Мы спускались по дорожке из камней через сад, переходили по камням на другую сторону ручья, который под горой превращался в звонкую речку, и поднимались на противоположный склон. По одному ему понятным приметам дед безошибочно находил места, где заметил грибы. Я пробирался через кусты, срезал большой красивый белый гриб и продирался обратно. Обычно грибы росли поодиночке, иногда по двое. Когда я осматривал все окрестные кусты, мы шли к следующей отметке в дедовой карте.

Лазить по заросшим дикими деревьями и колючками горам – совсем не то, что ходить по березовому перелеску где-нибудь в средней полосе России. Там были бабушки и тетки, младшая сестра Катя, от которой ни на шаг, а здесь младших сестер не брали, зато брали морской бинокль и карту, а это уже было настоящее приключение. Когда солнце вставало прямо над головой, мы устраивали привал в тени большого дуба возле шумной горной речки, дед доставал из корзины литровую бутыль молодого вина, сыр, помидоры и свежий лаваш. После обеда он отдыхал тут же под деревом, а я шел купаться. Вода была ледяная, так что дух захватывало. Но как здорово потом растянуться на большом горячем камне посреди бурлящего потока, слушать журчание воды и смотреть на маленьких радужных форелек и юрких речных крабов!